Будут неприятности (сборник)
Шрифт:
КРЮКОВ. Ну понизьте… Объявите выговор… Что, нет приемлемой системы наказаний?
КУБИЧ. Ты знаешь этих мальчиков, у которых 140 в месяц и которым сказали «Ату!».
КРЮКОВ. Переадресуйте их пыл. Мне вас учить?
КУБИЧ. Не надо.
КРЮКОВ. Если человека моего ранга, коммуниста без единого выговора, можно хватать и носить в зубах, то я не знаю, что будет завтра…
КУБИЧ. Я тебе так скажу: надо уметь проигрывать, ты потерял бдительность. На тебя такое досье!
КРЮКОВ. Откуда? Откуда оно взялось? Я такой же, как был пятнадцать, двадцать лет тому назад! Я живу и думаю
КУБИЧ. Давай договоримся сразу. У меня с твоим делом – ничего…
КРЮКОВ. О!!!
КУБИЧ. И не вздумай! Не вздумай!
КРЮКОВ. А это я посмотрю… Мне ведь еще никто ничего не предъявлял… Досье! Интересно откуда? Развели сексотов, теперь сами хлебаем…
Выходит Эльза с сумкой. Видно, что сумка снова тяжелая. Она ее едва несет.
КУБИЧ. Идемте, Эльза, я вас подброшу.
ЭЛЬЗА. Такое вам спасибо, такое!
КУБИЧ (Крюкову). Обмозгуй всю картину со всех точек зрения… Даже самой крайней…
КРЮКОВ (гневно). И не подумаю!
Эльза и Кубич уходят.
НАСТЯ. Папа, а что случилось такого?
КРЮКОВ. Ты? А я думал, на кресле что-то лежит…
НАСТЯ. Я лежу… Лежу себе и лежу… Чего тебя Кубич пугал?
КРЮКОВ. Потому что пугало.
НАСТЯ. Я знаешь, что придумала? Эту тетку, что собаку переехала, надо отдать под суд. И судить по телевизору, чтоб все, все, все видели… И посадить ее лет на двадцать пять…
КРЮКОВ. Таких сроков уже нет.
НАСТЯ. Это почему же?
КРЮКОВ. У нас гуманный суд.
НАСТЯ. Ничего себе порядки! А сколько самые большие?
КРЮКОВ. Пятнадцать лет.
НАСТЯ (разочарованно). Всего? Ну даете!
КРЮКОВ. Пятнадцать – что, мало?
НАСТЯ. За жизнь животного мало!
В халате, в чалме входит Крюкова.
КРЮКОВА. Какой здесь противный запах! Эти холлы абсолютно негигиеничны. Сейчас строят новые дома… В холле – стеклянный эркер. Нарядно и свежий воздух. Имей в виду. Мне тут уже надоело…
КРЮКОВ (насмешливо). Может статься, что твое нетерпеливое желание поменять обстановку будет удовлетворено много быстрее.
КРЮКОВА (радостно). Да? У меня сегодня была редкая игра… Редкая! Ты же знаешь, я не очень люблю своего комиссара… Эта вся роль через преодоление себя, женского… Мне просто бывает необходимо выйти из собственной шкуры… Я это не люблю! Мне холодно без шкуры! А тут… Ввели в спектакль на роль Алексея мальчика… Такой весь тоненький… А силища… Невероятно! И я почувствовала, что она – комиссар – тоже женщина. И так стало удобно, уютно… Так все пошло-поехало…
КРЮКОВ (задумчиво). Как все в жизни. Женщине – мальчика… Мальчику – ату…
КРЮКОВА. Какое ату?
КРЮКОВ. Свои мысли… Значит, пошел у тебя комиссар? Ну и слава Богу! Я тебя в этой роли не люблю… Кожаная, скрипишь,
НАСТЯ. А я видела, как собачку задавили… Такой ужас…
КРЮКОВА (с пафосом). Надо уметь видеть смерть…
НАСТЯ. Я была в морге… Абсолютно ничего… А вот когда собачка…
КРЮКОВА (не своим голосом). Прими порошок… Прими добровольно… Прими порошок, Сергей… (Она говорит это три раза. Каждый раз иначе.) Все! Спать! (Подошла к зеркалу. Посмотрела на фотографии актрис. Принимает позы под Пашенную, под Бирман, под Чурикову.) Вассу никто не играл красавицей. А я сыграю… Все трепещут перед ее красотой. Прими порошок, Сергей! Добровольно прими! (Уходит в арку.)
КРЮКОВ. Спать так спать. (Тоже уходит.)
НАСТЯ. Ура! Пятерочка моя. (Берет из-под головы деньги.) Думала, не дождусь. Мама деньги считает с пятидесяти… Папа с двадцати пяти… Эльза с десятки… Я тут одна нищенка…
Утро следующего дня. Входят Эльза с необъятной пустой сумкой и Толик с ключами. Все время вертит их на пальце.
ЭЛЬЗА (подходит к мраморной голове). Вот стерва… Стибрила…
ТОЛИК. Кто? Чего?
ЭЛЬЗА. Анестезия… Тут с вечера была денежка…
ТОЛИК. Твоя?
ЭЛЬЗА. Неважно.
ТОЛИК (восхищенно). Ты – зверь, Эльза.
ЭЛЬЗА. Ну, ты тоже не ботаник… Почему вчера за мадам не приехал? У нее ноженьки озябли, ожидаючи…
ТОЛИК. Не знаешь, что ли?
ЭЛЬЗА. Я и тебе не поверю, если скажешь, что знаешь… До последнего момента у нас никто ничего не знает. Такая мы страна…
ТОЛИК. Но это уже знают все! Я сегодня сюда приехал от себя лично… Как добрый… На самом деле я на профилактику.
ЭЛЬЗА. Ты только что был на ней…
ТОЛИК. Ну! А я что говорю? Машинка в полном ажуре… (Значительно.) Возить некого…
ЭЛЬЗА. Не верится мне. Тебе сколько лет?
ТОЛИК. Тридцать девять.
ЭЛЬЗА. А мне сорок два… Лет двадцать пять я уже все очень даже соображаю… Не может этого быть. С такими людьми, как Крюков, ничего не должно случаться… Иначе… Иначе, понимаешь что?
ТОЛИК. Я так думаю. За яйцо – извиняюсь, конечно, – можно взять любого… Даже там. (Показал на потолок.) Все дело в другом… До чего доведут? До какой черты?
ЭЛЬЗА. Перекинут в другой город. Или… Послом в какую-нибудь Африку.
ТОЛИК. Да? Видел одного переодетого чмыря из комиссии. Лет тридцать. Всего ничего – лейтенант, не больше. Но глазки! Эльза! Ты бы видела его глазки. (Смеется.) Как у тебя, когда ты денежку под головой искала…
ЭЛЬЗА (она уже забыла про это). Какой головой?
ТОЛИК. Ну этой вот… Между прочим, кто это? Я все не решаюсь спросить… Думаю, раз стоит, все знают… Зачем мне позориться вопросом?