Буги-вуги
Шрифт:
— А у меня в жопе гвоздь, — сказал Минька. — А у вас?
— А у нас водопровод. Вот, — ответил я и наполнил рюмки «Отборным».
— Неужели так оно и будет: суета, копейки, пыль да туман? — бубнил Маныч. — Сюжет из жизни пропал. Перестало быть интересно. Нужна смена декораций. — Он встал с кресла и стал ходить из угла в угол с рюмкой в руке. — А еще говорят, мол, все люди так жили и ты так живи, чего ты залупаешься, чего ты со странностями своими? Да надо быть странным, — напористо сказал Маныч. — Не такими долбоёбами, как все! Делать, что хочешь, а не то, что надо. Всё равно пизды вломят, так пусть хоть за настоящее!
— В середине не толкайся, сзади не оставайся, впереди не высовывайся, — нравоучительно изрек Минька.
— Да, пожалуй, дело в том, — утвердился Маныч в своей правоте, — что надо делать ненужные вещи, не оправданные
— А завтра к чему? — спросил Минька.
— К тому, что я спекся, — просто сказал Маныч. — Я теперь по задворкам, на затычку. А вот у вас всё впереди. Мотор есть, желание какое-никакое наличествует, только труда не видать. А без труда, детки, что? И лягушку в луже не выловить. Верно?
— Верно, — согласился Лёлик. — Я вот тоже думаю объявление дать: «Продается лень. В хорошем состоянии. Дешево. Можно торговаться».
— Я не представляю, как на завод родимый подниматься буду. Ох, божечка мой, — вздохнул я, — куды податься?
— Была бы шея, хомут накинут, — успокоил Минька.
— А в филармонию бы, а? Артуху руководителем — и с веселым другом барабаном. Вернулся я на родину, — распахнул Лёлик руки, — шумят березки с кленами.
— Мышей ловить надо, — отозвался Маныч, — «филармонист». Чтоб достичь, надо трудиться. В филармонии худсовету будь добр программу сдай, да так, чтоб от зубов отлетало, как с алмазной иголочки. Тут одного таланта мало. Талант — это только один ма-а-аленький процентик, а девяносто девять — труд. Пахать надо, целину поднимать, а не грабельками чик-чирик.
— Так то талант. Талант не тонет, — лениво сказал Лёлик.
— Талант — он на подъем легкий, — уточнил Минька. — Он рано или поздно всплывет.
— Талант — вещь обычная, — отрезал Маныч. — Оч-чень многие имеют талант и не могут добиться успеха. Успех ведь не в том, что Бог дал человеку, а то, что человек делает с этим. Никто ничего не подарит. Прописная же истина, как ни понять! Поглядите, как в автобус на остановке лезут. Локтями друг-друга отпихивают, место стараются получше занять. Жизнь — это курятник, где каждый хочет залететь повыше и нагадить на голову соседу. Это борьба за выживание, и кто быстрее это поймет, тот и победит. Драться надо за себя. Даже если ваши руки-крюки в нужную сторону приложить, головы на задумчивый лад настроить… Ведь не одними же ньютонами-протонами… Должна же Расея-мать явить миру.
— А что я тебе говорил?! Я тебе тоже самое говорил, — встрял Минька.
— Говорил-не говорил. Вот порода! — сжал кулаки Маныч. — Заниматься надо. Забудьте вы вашу долбанную «Машину». Одна палка, два струна. Откройте глаза. Ведь такого можно натворить! Я уже всё, на мыло пора. Мне уже похер веники, понимаете? Мне сейчас скучно, а скоро совсем скучно будет. Насчет филармонии — я не шизофреник. Просто бессмысленный разговор. Это типа, как у вас: Коля пел, Борис молчал, Николай елдой качал. Так, балаболить ни о чем. А вот по поводу конкретно музыки, — Маныч остановился, пытаясь вывернуть языком кусок деликатеса, застрявший в руинах рта, — без музыки жизнь была бы ошибкой, как сказал некто Ницше. В плане заниматься этим от нехуй делать — ей-ей не стоит… Сделать что-то, чтобы это что-то рвануло на простор речной волны — это, я скажу вам, достойно. Тем более, что знаю «как». Хотя, честно скажу, не знаю зачем, — закончил он спокойно, тыкая окурок мимо пепельницы. — А может это и знать не надо? Зачем луна на небе? Зачем нудной да рутинной работой заниматься? Ведь все равно никто не услышит, не увидит, не прочтет. Ведь всё равно всё бессмысленно. Так? Чего, Михаил, молчишь?
— Думаю.
— Много денюжек надумал? — хмыкнул Маныч, наконец-то решивший проблему инородного тела в зубах. — Затем, — сказал он, ставя каждый слог на свое место, — чтобы ответить на вопрос «зачем». Зачем на рыбалку идти, если рыбку и в магазине можно купить.
— Учитесь, Лёля, — повернулся Минька к Лёлику, — как подкованный товарищ излагает. Если, говорит, делать, так по большому.
— А по поводу, на этой ниве потрудиться, так без этого никак: искусство, как и злато, надо тратить. Тратить себя, растрачивать.
— Повторяешься. Ты это уже говорил.
— Повторенье — мать ученья. Ты мотай на нос, потом спасибо, может быть, скажешь дядьке. Дядька старый, мысль блестит, — Маныч наклонил голову, обритую под пряник, — зубы о сакс спилил. Так что, того, что вот когда-то я сделаю, я еще покажу — этого не будет! Не надейтесь. Есть только сегодня. Сейчас. Послушайте меня, стиляги. Я опоздал. Маниловщиной занимался. Миражи строил. Нет ничего хуже, ей бо. А вы, если за ум, — Маныч взял себя сзади за остаток волос, — много можете сделать. Начало нормальное. Кабак — хорошая школа. Но и только. Пора искать свою струю, чистую. По целине ходить. Понимаете? До радуги надо дойти. Нельзя, блин, дойти, но идти надо. Ты, главное, делай своё дело. Оно, может быть, и бесполезное, и другим не нужное, а ты его делай. Не отдыхай, но и не спеши. Делай. Эта пашня не молодца любит, а не залежливого. У вас же такое в руках! Ёкарный бабай! Фундамент Вавилонской башни! Музыка — это же универсальный язык. Всех времен и народов. Прошлых, настоящих и будущих. Единственный! Универсальный! Понятный всем. От аборигена до яйцеголового. Ты, будучи каким-то карабагазголом, из какого-то засранного голопупинска, из неведомой сторонушки, можешь заставить слушать себя целый свет. При условии, что ты талантлив. А талант — что? Правильно. Семь потов с семи шкур. Про гениев мы молчим. Такими рождаются. Гения из себя не выдавишь по капельке.
— Как триппер.
— Триппер тоже может быть уникальным, — возразил Маныч. — Гений не знает полочек, на которых всё расставлено, всему есть номер и точный профильанфас. Он неожиданен и непредсказуем. И ложил на всех.
— Как ты.
— Ладно вам, — вмешалась Линда, — что вы такие? Пусть говорит. Мне, например, очень интересно.
Но Маныча и Первая Конная уже не остановит.
— Гений делает лучшее. У него нет завистников, как нам преподносят, потому как люди понимают: гениальное — это уже непревзойденное. Попробуй сделать лучше Джоконды. Шиш! Гениям не завидуют.
— Ерунда, — безапелляционно сказал Миня.
— Сам ты это слово. Слушай дальше. Он делает лучшее, а лучшее — враг хорошего. Бог ревнив. Сделать лучше его нельзя. Боги не любят совершенства. Китайцы, когда создавалисвои вазы, в эпоху там Цинь, или как, короче, в средневековье, если уж ваза получалась слишком хороша — разбивали к чертям собачьим! Потому как понятие имели: кто в область божественного войдет — тот уже не выйдет. Это и плата, и награда. Или Сальери винца гнилого подольёт, или неслепая неслучайность. Одно к двум. Иль два к одному. Все равно джокер в прикупе. Случайность — жест Бога и любую случайность надо называть неслучайностью. Потому человечек и ограничен! И Бог, или Дьявол, тебе-то, в принципе, из одного ведра, редко допустит выход за рамки — унизит жизнью. Дасть– то — дасть, только потом отнимет. Да хоть и в музыке. Кто в запредельность залез, себя наизнос потратил — уже далече. Джоплин, Хендрикс, Моррисон. Можешь представить нынешними? — повернулся он к Миньке. — Сытыми, зажравшимися? Погляди-ка вокруг. Обсос обсосанного. Ни находок, ничего оригинального, — Маныч присвистнул. — После того, что сделали Флойд шесть лет назад — всё! вакуум. Стоп-кран. И, пожалуй, уже ничего и не будет. Бронепоезд угнали. А характерно, даже удивительно, что у битлов-умниц вовремя всё. Как вся телега пошла под откос, они с нее и ломанули. Так, там по инерции маленько проехало, и колеса в разные стороны покатилися. Вот и Исключение из Правил, как в любом учебнике. Облюбовали свою земляничную полянку, потоптались-потешились, все ягодки сорвали — и по кустам. А остались бы? еще вопрос. Писали бы газетки с пренебрежением: ах, были, да, но посмотрите, что с ними стало, — Маныч издал губами неприличный звук. — Мало таких? А теперь — памятник нерукотворный. К нему не зарастет. Хотя тоже… Дальше не пошли. Оно вам и есть — живёхоньки. Смехуёчков много, — осудил Маныч. — Больше придурялись, чем дело делали.