Бухгалтер Его Величества

Иконникова Ольга

В его глазах – тревога, и я не сомневаюсь, что он говорит правду.

– Не беспокойтесь, сударь, – мягко говорю я. – Если вы скажете нам, из какой вы деревни, то мы с месье Дюбуа, заедем туда по дороге в город и выдадим деньги прямо там. Мы можем довезти до деревни и вас.

Слышавший наш разговор Алан пытается протестовать:

– Это неразумно, ваша светлость. Это займет слишком много времени, а вы торопитесь во дворец к его величеству.

Но я сурово свожу брови, и он сдается.

– Как вам будет угодно.

Мужчина в коричневой

рубахе устраивается на запятках кареты, и мы трогаемся. Путь, на который пешему требуется три часа, мы преодолеваем минут за сорок пять.

Это та самая деревня, через которую мы однажды проезжали с графом Помпиду. Избушки по-прежнему выглядят жалко, а лица выбежавших на ржанье лошадей людей не стали приветливей.

Правда, люди оживляются, когда видят приехавшего с нами мужчину (надо же, я даже не спросила, как его зовут!)

– Я покажу вам, где живут рабочие со стройки, – быстро говорит он и ведет нас к ближайшей лачуге.

На пороге – женщина лет тридцати, сильные руки которой могли бы, наверно, удержать и молот кузнеца. Она кланяется нам, но, когда разгибается, я вижу, как гневно ходят желваки у нее на лице.

– Филипп пришел домой только под утро, – хриплым голосом сообщает она. – Неужели, ему нужно возвращаться на озеро?

Кажется, она неправильно поняла, зачем мы пришли.

Наш проводник широко улыбается и, легонько потеснив ее, переступает через порог. В доме – темно и неуютно. Небритый мужчина и пятеро худеньких ребятишек мал мала меньше сидят за стоящим у окна столом. На столешнице – несколько зеленовато-серых лепешек и разрезанная на части вареная брюква.

Я перевожу взгляд на Алана – ему явно не по себе.

– Вот ваше дополнительное жалованье, Филипп! – сообщаю я, пока Дюбуа отсчитывает монеты из холщового мешочка. – Это подарок его величества по случаю дня рождения принцессы Луизы.

Мужчина открывает рот, пытаясь что-то сказать. Но у него не получается – только крупные слёзы катятся по морщинистым щекам. Кучку положенных на стол монет накрывает могучая рука хозяйки. Вот только рука эта тоже дрожит.

Мы идем к выходу, когда я слышу за своей спиной:

– Простите, сударыня, нам даже нечем вас угостить.

Теперь во взгляде женщины – раскаяние, даже стыд. Но стыдиться нужно вовсе не ей.

Мы с Аланом обходим все дома в деревне. Все до одного. И в каждом видим похожую картину.

Когда мы уезжаем, вслед нам несутся слова благодарности. Но я знаю – мы не заслуживаем их. Если бы не случай, я могла так и не узнать о мошенничестве моего секретаря, и он продолжил бы наживаться на этих несчастных людях.

Сейчас он сидит в карете напротив меня – молчаливый, даже подавленный. Не знаю, извлек ли он урок из этой поездки. Надеюсь, что да.

Но извлекла его и я. Я поняла, что слишком беспечно относилась к своим обязанностям. Что пренебрегла той ответственностью, что, независимо друг от друга, возложили на меня Вересов и его величество.

Пора браться за дело!

39. Разговор с Клэр

Я приезжаю во дворец с

докладом. В его первоначальный текст прямо перед этим визитом были внесены некоторые изменения. Я полна решимости сделать что-нибудь полезное не только для Тодории в целом и королевской семьи в частности, но и для простого народа. Мне больно осознавать, в каком тяжелом положении находятся живущие в горах крестьяне. Тем более, что, похоже, кроме меня, это вообще никого не волнует.

Да, повысить их уровень жизни будет непросто, но стоит хотя бы попробовать. Сейчас, когда на Диком озере будет запущен целый курортный комплекс, там потребуются и рабочие руки, и продовольствие. Я уже узнала у графа Помпиду, что почти всю еду для королевского дворца и большинства семей аристократов закупают за границей. Сыры – во Франции, колбасы и мясо – в Германии. Импортные продукты считаются более качественными, вкусными, а главное – престижными. И разве есть кому-то дело до не знающих куда сбыть плоды своего труда и оттого нищающих тодорийских крестьян?

Лакей ведет меня к кабинету его величества и перед его дверями перепоручает королевскому секретарю.

– Его величество примет вас, ваша светлость, как только закончит текущий разговор, – сообщает мне тот с виноватой улыбкой.

В приемной нет других посетителей, и я располагаюсь на мягком диване у окна. Мне совсем нетрудно подождать. Дополнительная возможность еще раз пробежаться по тексту доклада, чтобы озвучить его королю, не подглядывая, как школьница, в шпаргалку.

– Может быть, желаете оранжада или кофе, ваша светлость? – предлагает секретарь. – Нет? Тогда я, с вашего позволения, ненадолго отлучусь – требуется убедиться, что всё готово к вечернему приёму.

Он удаляется, а я на несколько минут погружаюсь в свои бумаги. Я так старательно перечитываю собственноручно написанный текст, что вздрагиваю, когда тишину кабинета нарушают какие-то звуки.

Кажется, его величество с собеседником подходят совсем близко ко всё еще закрытым дверям кабинета с другой от меня стороны – потому что я начинаю различать сначала отдельные слова, а потом и целые фразы.

– Рейни, ты не можешь вот так взять и всё отменить!

Даже если бы я не узнала голос, я догадалась бы, какого посетителя принимает король – кто еще, кроме герцогини Жуанвиль, мог назвать его величество «Рейни» - думаю, на такое не решилась бы даже его младшая сестра.

– На этот прием приглашены не меньше десятка важных особ, в том числе – французский посол.

– Мне кажется, недомогание именинницы – достаточно веская причина для отмены праздничного ужина, – в отличие от своей фаворитки, его величество говорит чуть тише и гораздо спокойнее.

– Ах, перестань! – взвизгивает Клэр. – Твоя сестра всегда недомогает. Уверена, она может приложить некоторые усилия и появиться на ужине хотя бы на полчаса. Дольше и не требуется – гости поздравят ее, и она сможет удалиться с чувством выполненного долга. Потом ее отсутствие вряд ли будет кого-то волновать.