Бухта половины Луны
Шрифт:
Дорожки Центрального парка кружат и плутают. Вы всё время меняете стороны света, постоянно путая и ошибаясь – с этой стороны Ист-Сайд или это Вест-Сайд?
Бегущих здесь больше, чем просто гуляющих. Сразу же хочется бросить всё и бежать. Впрочем, такое ощущение подстерегает повсюду. Город бежит!
Бегут навстречу. Догоняют и обгоняют. Бегут по мостам. Вдоль набережных. По паркам и авеню. Бегут на юг, север, восток и запад.
Тонус, мышцы и фигура: «Who do you think you are, bitch!». Мышечная память первопроходцев. Человек, шедший перед вами по улице, вдруг отпрыгивает
Любое место без церемоний может стать на пару минут спортзалом. Сплошь и рядом можно обнаружить людей, подпирающих стены, пытающихся сдвинуть столбы, светофоры или колонны на станциях метро. Дай волю – они разломают город в минуту.
Вот кто-то в подземке в восемь утра, словно Мюнхгаузен, вытаскивающий себя за волосы, упираясь ногами в пол, пытается приподнять кресло, на котором сидит. Мартышкин труд наконец работает! Клерк повис на поручне в тщетных попытках выдрать его с корнем. Старушка, словно восставший атлант, выкорчёвывает телефонную будку на платформе, уперевшись двумя руками в свод козырька.
В ходу любая свободная минута. Нет времени на ланч – ломай стены в офисе!
На входе в парк огромный чёрный мускулистый гигант, привязав себя крепким жгутом к скамейке, распластавшись над землёй, словно бурлак, с пронзительным шипением последних усилий тщетно пытается тащить её прочь.
Парк между Пятой и Восьмой авеню здесь заложили ещё в середине девятнадцатого века. Население быстро росло. Гулять по кладбищам можно, но страшно. Нужен парк!
Традицию бить парки в центре города завещала Европа. Если уж океан пересекли – должно быть, значит, всё с особым размахом. Утереть нос Старому Свету – извечная национальная потребность.
Когда в начале нового века стали модернизировать – тоннель под парком заложили сразу в проект. Дорога сквозь парк для машин была в проекте тоже. Густой кустарник по всему парку, скрывающий технические коммуникации, был запланирован тогда же. Жителей с территории за компенсацию переселили, а поселения снесли.
Мостки. Лужайки. Аллеи. Искусственные озёра полны живых уток. Замки. Музеи. Зоопарк. Некоторые получают осложнения и бронхит, днями валяясь на траве, в попытках сделать удачный кадр в глубинах парка, где гнездятся сотни видов птиц. Все работы в парке выполняют только волонтёры. Просто выбери прямо на сайте, чем можешь помочь и приходи.
Вопреки киноштампам Центральный парк по статистике самое безопасное место в городе. Впрочем, ночью опасно везде. Любой мегаполис набит психами.
Изъездив глухие тропки и поляны, я заблудился наконец совсем, уперевшись в тихий угол с потемневшим монументом.
С постамента взирал уроженец городка Ном. Застывший лик, окрашенный вековой патиной. Легендарный герой, спасший детей от гибели. Его взгляд был преисполнен мужественной решимости. Не каждый способен возглавить трудную экспедицию в ледяном заполярье и доставить сыворотку для больных в срок. Газеты быстро разнесли драматическую историю, и спасатель проснулся национальным символом. Предприимчивые
Возмущенные граждане, узнав об этом, начали сбор денег. Выкупить контракт у жестоких владельцев! Даровать свободу несчастному артисту, имя которого уже знал весь мир. Героя тут же нашли, обогрели и приласкали. Легендарный пёс Балто переехал в Кливленд на тёплую квартирку и полное обеспечение. Непыльная работёнка – творческие встречи с детьми и домохозяйками, волнующие воспоминания о нелёгкой холодной дороге.
Над парком пролетел полицейский вертолёт. Дунул лёгкий ветерок.
Слегка отдохнув, я решил двигать сквозь тенистую аллею к выходу. Хвоя и шишки под ногами. И вдруг:
– Чарли, осторожно! – раздался внезапно возглас, и к переднему колесу упала замусоленная сучковатая палка.
Я резко остановился. Вслед за палкой прямо на моём пути из кустов вдруг возник чёрный пудель с игривой серебристой прядкой на курчавом загривке.
– Чарли, чертёнок! – снова повторился возглас, и из-за поворота на дорожке показался высокий мужчина в элегантном чёрном берете.
Лет он, пожалуй, как я потом пытался вспомнить, был почтенных, но выглядел весьма подтянуто. Острые черты лица стягивала загрубевшая кожа. В уголках рта блуждала лёгкая улыбка. Глаза лучились открытым задором.
«Пальто цвета “виски и дорогие сигары” на прогулке с псом? Годится, если живёшь в хорошей квартирке у парка… Владелец ирландской вискикурни?» – предположил я. Хотя может что-то в нём было вроде и от немца. От него веяло ледяным спокойствием и миллионом долларов.
– Вот ты где, озорник! Набегался?
Он широко улыбнулся и, стащив с левой руки кожаную перчатку, освободил две верхних пуговицы. На пальце блеснул драгоценный камень. Пудель потребовал взять палку.
– Спасибо, что придержали сорванца! – обратился он ко мне. – Утомил сегодня изрядно.
Заметив скамейку, он стащил вторую перчатку и не спеша сел, отдуваясь.
Я нагнулся, чтобы оказать любезность псу – кинуть палку.
Чарли, недобро фыркнув, посмотрел на меня и наступил на неё. Некоторые собаки чуют во мне нечто кошачее за версту.
Приметив рядом со скамейкой питьевой фонтанчик, я прислонил велосипед, и, припав, начал жадно пить. На тот момент я проехал уже с десяток миль. Тёплая струя не давала отдохновения, но утоляла. Почувствовался даже некий абрикосовый привкус, словно наваждение.
Сбоку легла тень – кто-то принялся шумно хлебать воду в соседнем низком фонтанчике. Скосив взгляд, я оцепенел! Чарли небрежно облокотившись, стоял на задних лапах рядом и, нажав кнопку, лакал воду.
– В цирке, наверное, научился, – легко пояснил незнакомец.
Он достал расчёску и разгладил жёсткие вихры, тронутые сединой.
– Купил его год назад на ярмарке в Провиденсе. Какая стояла погода. Как сейчас!
Чарли удовлетворил свою насущную потребность и снова опустился на четыре лапы, лихо утерев усы.