Букет для будущей вдовы

Русанова Вера

– Не в этом дело. Если все подтвердится, то так и так придется сообщить милиции... Просто мне нужна твоя помощь. Ты только не подумай, что я это требую в качестве взаимной любезности за бутылку. Не хочешь, можешь не помогать. Я абсолютно не обижусь...

– Да что тебе, в конце концов, нужно то?
– не выдержала Алиса. И тогда я, опустив глаза в пол, пробормотала:

– В кабинете Шайдюка под стеклом на столе лежит листочек. Там записаны телефоны и адреса медперсонала. Я не знаю, конечно, для кого этот листочек предназначается: если для общего пользования -

одно дело, а если только для Анатолия Львовича - совсем другое... В общем, мне нужен домашний адрес самого Шайдюка. Я думаю, что Галину Александровну мог убить он.

Минуты три, не меньше, бывшая соседка смотрела на меня отупевшими от удивления глазами. Вроде бы из раскосых и слегка подтянутых к вискам они даже сделались круглыми. Потом Алиса звонко (на зависть мне!) присвистнула и, переместив указательный палец к виску, сделала несколько недвусмысленных вращательных движений.

– Ты чего, совсем рехнулась?
– поинтересовалась она.
– Ты, на самом деле, Шайдюка подозреваешь?

Моим психическим здоровьем регулярно и заботливо интересовался Митрошкин, поэтому я не обиделась:

– Алиса, поверь мне на слово: для подозрений есть достаточно веские основания. Анатолий Львович мне и самой нравится, но это не повод для того, чтобы при жизни причислять его к лику святых. Я бы не лезла в эту историю, если б меня в неё усиленно не втягивали, так что не надо меня ни в чем убеждать. Хочешь помочь - помоги, нет - разойдемся тихо и мирно.

– Да разойтись то мы, конечно, разойдемся. Только вот что ты после этого наколбасишь? У тебя мозги, вообще, есть? Ты бы ещё тетю Таню-повариху заподозрила! Тебе же ясно сказали, что это - маньяк! Что, по-твоему, Шайдюк и всех остальных убил? Тоже мне, нашла Джека-Потрошителя!

– Или маньяк, или кто-то работающий под маньяка, - я упрямо гнула свою линию.
– Я же тебе говорю, у меня есть причины подозревать Анатолия Львовича.

– Чокнулись просто все!
– Алиса всплеснула руками.
– Не профилакторий, а сумасшедший дом. Уборщица теперь у каждого нового ОМОНовца документы проверяет - боится, что маньяк переодетый. Лесников, ну этот, псих наш местный, мыться перестал и носки свои стирать. Сосед его говорит, он их в мешок складывает, целую вонючую кучу уже накопил, а все потому, что боится в душе один оставаться. Как только ещё в туалет в индивидуальном порядке ходит?

– Сосед? Он же вроде один жил?

– Попросил, чтобы его к новенькому дядьке подселили. А то за ним обязательно маньяк в одноместный номер пришел бы! Ага! Унюхал бы его носки и сразу в обморок хлопнулся.

Я осторожно улыбнулась. Алиса взглянула на меня исподлобья и отхлебнула остывший чай из чашки. Буря праведного негодования, похоже, немного улеглась.

– А чего ты так взбесилась то?

– Да ничего я не взбесилась, - она раскрыла коробку и достала шоколадную зефиринку, похожую на шляпку гриба-подберезовика.
– И это не из-за тебя даже... Просто из-за такого количества версий, на самом деле, с ума сойти можно. И, главное, каждый городит кошмарную чушь, и у каждого такие серьезные поводы для

подозрений - просто умереть - не встать!

– Какие ещё версии?
– я насторожилась.

– Ну, первая - то что маньяк - это я! В связи с этой бутылкой, с виноградом нарисованным... Твоя, заметь, версия - правда, вслух не оглашенная!

– Я, кстати, тоже - маньяк.

– Да? Как приятно!.. А тебе это кто сказал?

– Добрый дядя из милиции. Правда, тоже не сказал, а только намекнул.

– Ну, значит, за нас - маньяков!
– Алиса легонько чокнулась краем своей чашки о мою.
– А с чего вдруг тебя в маньяки записали?

– Сейчас это не так важно. Ты не волнуйся: про бутылку я ничего не сказала... Лучше дальше давай: какие ещё версии есть?

Она отставила чашку в сторону, надкушенную зефиринку положила рядом, задумчиво поводила указательным пальцем по полированной поверхности стола.

– Ты знаешь, я не уверена, что имею право тебе это рассказывать, - её глаза снова были спокойными, но далеко не простыми.
– Все это, конечно, чушь собачья, но, тем не менее, странная чушь...

– Алиска, ну уж сказала "а", говори и "б"!

– Да ничего я тебе ещё не сказала! Ты же мне не говоришь, все тайны какие-то, тайны...

– Но это касается Анатолия Львовича?

– В том-то и дело, что не касается! И тоже подозрительно и, якобы, убедительно.

– Знаешь, что, - теперь уже разнервничалась я, - не хочешь говорить не говори! Пусть милиция твои "убедительные" версии выслушивает. Я так понимаю, что помощи мне от тебя не дождаться...

– Да погоди ты!
– Алиса досадливо наморщила нос.
– Сядь. Куда ты ломишься? Просто, может быть, твоя версия и то, что мне рассказали - это как-то пересекается... В общем, сначала я хочу знать, почему ты подозреваешь Шайдюка?

По коридору процокали чьи-то каблучки. Она встала и плотнее прикрыла дверь. В комнате словно вдруг стало темнее.

– Короче, так, - я перекинула свой куцый "хвостик" через плечо и затеребила кончики волос, - я тебе расскажу, что к чему, но если после этого ты откажешься мне помочь, то будешь просто свиньей!

– Чтоб мне на мясокомбинате сгинуть!
– поклялась Алиса, и я начала рассказывать...

Когда мое недолгое и какое-то путанное повествование подошло к финалу, она уже обдирала алый лак на четвертом ногте. Лицо у моей бывшей соседки было странно сосредоточенным, глаза пустыми.

– Ну вот что!
– несколькими резкими движениями она стряхнула крошки сухого лака с пальцев и поднялась, запахнув халат.
– Я хочу, чтобы все это ты услышала от нее. А то ещё скажешь, что я что-то придумываю.

– Да от кого, от "нее"-то?
– начала было я.
– Кого ты ещё хочешь сюда привести?

Но Алиса уже вышла из комнаты, аккуратно притворив за собою дверь.

Вернулась она минут через пять в компании Виктории Павловны. Та казалась испуганной и ужасно взволнованной и от этого ещё сильнее чем обычно шаркала ногами в коричневых кожаных шлепках.