Букет красных роз
Шрифт:
Черный пес обернулся. Толстяк протягивал ему руку, на ладони лежал маленький кусочек еды — это он сразу учуял. Пес сел. Нет, к человеку он не подойдет, мало ли что у того на уме. Так он и сидел минуты две, не в силах сдержать слюни, которые помимо его воли вызывал вид съестного. Первым все-таки не вытерпел толстяк, он положил белую еду на землю и отступил на несколько шагов назад. Тогда пес, глядя не на сахар, а на человека — вдруг здесь подвох какой? — подошел к угощению, стал его тщательно обнюхивать. Ему был знаком вкус сахара. Это, конечно, не мясо, которое он уже и забыл, когда ел в последний раз, и не хлеб даже, так баловство одно, но все-таки пища.
— Что же ты, Отелло
Пес вдруг ощерился, зарычал, схватил сахар и, что есть духу, рванул назад по аллее.
— Красавице своей понес подарок, — услышал Харитонов над собой хрипловатый голос.
Харитонов смутился, ему было очень неловко, что его, взрослого дядю, довольно-таки тучного и как-никак занимающего определенный пост, застали разговаривающим с какой-то бродячей собакой.
Он встал и увидел того самого выпивоху грузчика.
— Как отдыхается? — для начала вежливо спросил Саша, который, кажется, снова не прочь был поговорить.
— Спасибо, не жалуюсь, — все еще злясь на себя за то, что ударился в сантименты, хмуро ответил Харитонов.
— Хорош, стервец! — протяжно вздохнул Саша, показывая в ту сторону, куда убежал черный пес. — Да только эта коричневая чума испортит его окончательно. Это я о той суке, из-за которой он тогда драку устроил. Он от нее ни на шаг. А я ведь было хотел его домой к себе взять. Так он, когда я ее, заразу, травмировал, чуть не загрыз меня, честное слово. Потому что любовь промеж ними. До сих пор не может простить. У-у, сволочи!
— Ну, зачем вы так? — деликатно пожурил Сашу Харитонов.
— Они все тут беспризорники, все пятеро, — продолжал Саша, не обратив внимания на этот интеллигентный упрек. — Где-то в поселке живут, а где, никто не знает. Ребятишки их, известно, подкармливают да из отдыхающих кто. Пушистого, кудлатого такого, вы его видели, пацаны Пушком зовут, маленького — Шариком, а суку эту уродистую кличут Розой, но я ее коричневой чумой величаю — со смыслом, понимаете. Есть еще Альфа, складная такая белая собачонка, она с ошейником и считается вроде, что хозяйка ее массажистка Лидка Селезнева, но какая из нее, к черту, хозяйка — и домой собаку не пускает и конуры никакой ей не сделала, так, взяла для баловства, а потом бросила. Так я, будь кобелем, за этой Альфой бы приударил, а они, паразиты, все к Розке льнут, к чуме коричневой. Прямо как у людей. Та, смотришь, доска — два соска, а мужиков одного за другим меняет, а эта — все при ней, а в девках засиделась. Тут Саша сплюнул и помрачнел сразу.
— Ну, а этого черного пса как зовут? — поинтересовался Харитонов.
— А никто не знает, — ответил Саша. — Он у нас только осенью объявился. Туристы здесь неподалеку жили, пять палаток, на «Жигулях» приехали — они, видать, его и оставили. Субчики, вроде нашей Лидки…
На этом Саша разговор оборвал и, не попрощавшись, зашагал к тому крылу санаторного корпуса, где размещался бар…
Последняя встреча с черным псом произошла у Харитонова в день отъезда. Мороз выдался под тридцать, да еще вьюжило, и он решил сократить утреннюю прогулку: просто обойти разок-другой санаторный корпус благо был тот немалых размеров. И вот, когда заворачивал к столовой, услышал лай. На площадке, где сгружали продукты и складывали пустые ящики, стоял грузовик, на дверце которого нарисован был синий крест и под ним полумесяцем выведено «Спецслужба». У сосновых посадок, отделенных от площадки снежной целиной, перечеркнутой собачьими следами, сидел черный пес и время от времени принимался лаять на машину.
«Вызвали-таки
На крыльце дымили сигаретами трое. Еще издали узнал Харитонов Сашу по его неизменному ватнику, остальные двое, очевидно, работники этой самой спецслужбы, отличались внушительными и на редкость несуразными фигурами.
— Подходите, не стесняйтесь! — позвал Саша, заметив Харитонова. Однако в голосе его не было обычного энтузиазма, звучал он как-то вяло и равнодушно, хотя в воздухе явственно чувствовался запашок, вроде бы долженствовавший свидетельствовать, что Саша находится в боевой форме. — Вот, — он показал рукой на грузовик, — заканчиваем ликвидацию бродячих животных.
Задний борт у грузовика был откинут, и Харитонов увидел, что у кабины лежат завязанные мешки, заполненные каждый на одну треть, а то и меньше, каким-то бесформенным грузом. Не сразу дошло до него, что в мешках собаки — никто в них не шевелился, не рычал, не лаял.
— Усыпили, — счел нужным объяснить более внушительный собачник, прочитав недоумение на лице у подошедшего и принимая его, очевидно, за санаторное начальство.
Харитонов перевел взгляд на представителей спецслужбы: издали показались они ему неестественно массивными лишь потому, что облачены были в ватные брюки, добротные полушубки, поверх которых были надеты задубевшие от мороза длиннополые брезентовые плащи с поднятыми капюшонами. Правда, один и без этого громоздкого наряда выглядел бы весьма впечатляюще. Толстое круглое лицо его так и выпирало из солдатской ушанки, туго стянутой тесемками на щетинистом двойном подбородке. Густые брови, нависшие над маленькими заплывшими глазками, нос, размерами с огурец, выращенный на семена, и такого же бурого цвета, надутые щеки, красные от ветра и мороза, заставили Харитонова с невольным изумлением подумать: «Ну и мордоворот!» Его напарник оказался совсем мальчишкой тщедушным и прыщавым.
— Не смогли мы словить этого кобелька, — как бы оправдываясь перед Харитоновым, сказал старший, кивнув в сторону черного пса. — Хитер больно. Те сразу на мясо набросились, а этот беду почуял, как ни приманивали, не подошел… Послушай, — повернулся он к Саше, — а может, вы, того… сами его ликвидируете? Я вот порошок оставлю, — он полез в карман брюк, вытащил небольшой белый пакет, — мясо им посыплете — у вас, смотрю, оно водится — ни запаха, ни вкуса, а когда уснет, тогда и…
Саша не дал Мордовороту договорить и, оттолкнув протянутую с пакетом руку, зло крикнул:
— Нет, уж сами морите, на то вы и живодерная служба!
— Чего это ты? — Мордоворот, никак не ожидая столь резкой перемены в Сашином настроении, видно отношения у них установились добрые, обиделся, засопел. — Не желаете, как хотите, только в другой раз не просите. Мы и сейчас-то в такую даль приехали, потому что ваш главврач лично к нашему начальнику обратился, чтоб в порядке исключения, значит. Ну, а раз так… — Он не докончил фразу и повернулся к напарнику. — Что, Андрюха, поехали? А то как бы к обеду не опоздать.
Харитонов поймал себя на том, что несказанно обрадовался, выслушав эту тираду. Значит, собачники уезжают, а черный пес, судьба которого, оказывается, для него совсем не безразлична, остается на воле. И довольный, что все заканчивается благополучно, решил сгладить Сашину грубость, сказать что-нибудь примиряющее, выказать даже интерес к профессии собачников, она, мол, тоже необходимая:
— Так вы, товарищи, следовательно, не убиваете собак?
— Когда как, но в общем это нам не с руки, — охотно откликнулся Мордоворот. — Живых-то мы в институты сдаем — соответственно, значит, надбавка полагается.