Букет незабудок
Шрифт:
– Может, поменять что-то в тексте, – сделал попытку спасти повесть автор.
– Ничего не получится. Главный сказал: и речи об этом произведении быть не может!
– Пусть тогда вместо «Крутизны» пойдет «Сегодня, завтра и всегда», – вздохнул Амнуэль.
Претензий к данному тексту не было. Приняли, утвердили.
– Второй вопрос, – продолжала неумолимая Валентина Михайловна, – рассказ «Через двадцать миллиардов лет после конца света». Главред говорит, что рассказ с таким названием у нас выйти не может. Какой конец света? Мы же научное издательство! Рассказ надо переименовать. Давайте назовем «Двадцать миллиардов
– Кроме как с романом Дюма, – вздохнул Амнуэль. И согласился. А куда денешься?
В следующий раз на ковер к себе его вызвал уже непосредственно главный редактор. В то время Павел Амнуэль как раз находился в очередной командировке в Москве, так что вышло без проволочек.
– В вашем рассказе указаны конкретные марки машин: «вольво», «волга»… И названия улиц: Вторая Парковая в Москве, Баннер-стрит в Вашингтоне… И страна указана – Соединенные Штаты. Этого нельзя.
– Почему? – опешил автор. Почему-то подумалось, что кто-то незримо наложил запрет, а он – Амнуэль – об этом ничего не знает.
– В вашем рассказе конкретно названы США и понятно, что конфронтация происходит с СССР… ситуация чревата международными осложнениями… Вы хотите, чтобы вами заинтересовались соответствующие инстанции?
Разумеется, все названия тут же убрали. А через несколько месяцев книга «Сегодня, завтра и всегда» вышла в свет. На ее обложке среди прочих названий было написано: «20000000000 лет спустя».
– На обложке места не хватило, вот и пришлось… – объяснила редактриса.
«Интересно, нашелся ли читатель, который пересчитывал нули, чтобы определить, идет ли речь о двадцати миллиардах или двухстах миллионах?» – заканчивает свой рассказ Павел Амнуэль.
Впрочем, ему ли обижаться. Рассказ под нечитаемым названием «20000000000 лет спустя» позже был включен в том «Фантастика века», как лучший советский фантастический рассказ восьмидесятых годов. Начинался том (и век) с Герберта Уэллса и заканчивался Павлом Амнуэлем.
Дело было в 1996 году. Раз в неделю писатель Павел Амнуэль приносил в редакцию газеты «Вести» в Иерусалиме по два рассказа – один детективного содержания и один фантастического. И каждую неделю, принимая дискету с материалом, работающий там поэт Борис Камянов упорно задавал один и тот же вопрос (вода камень точит): «Почему бы тебе не вступить в Союз писателей?»
И каждую неделю Павел Амнуэль спрашивал его: «А что я с этого буду иметь?»
– Ну как же, вот понадобится тебе поехать на встречу с читателями, тебе оплатят дорогу, – с готовностью разъяснял Камянов.
Но поскольку никаких встреч с читателями у писателя Амнуэля не было, и он не собирался их проводить, щедрый посул коллеги не затрагивал его сердца.
– А что еще? – тянул волокиту Павел.
– А еще будешь членские взносы платить, – сдавался Борис.
На этом они расставались до следующей недели, и потом все повторялось с точностью до дежавю, пока иерусалимская редакция не закрылась, тогда Павел Амнуэль начал носить свои рассказы в тель-авивскую редакцию. Ничего особенного не изменилось – один раз в неделю по два рассказа на стандартных трехдюймовых дискетах.
Но вот однажды, в 1999 году, писатель в очередной раз пришел в редакцию, где его встретил улыбающийся зам. редактора:
– А ты знаешь, вчера тебя и еще Даниэля Клугера
– Каким образом? Я заявление не подавал, – растерялся Амнуэль.
– Собрались и проголосовали, – припечатал собеседник.
Карма.
Не секрет, что прожить исключительно писательским трудом – штука сложная, а для многих – и просто из разряда фантастики. Тем не менее, писательские меньшинства – живущие на гонорары – все-таки существуют в природе, чему автор этой книги пока что является вполне себе живым и не собирающимся вымирать подтверждением. Впрочем, разговор не обо мне.
Начинающий писатель Владимир Софиенко трудился охранником на каком-то малозначимом для нашей истории объекте. Как-то раз заступил Софиенко на пост, а там новый охранник. Познакомились. Новичка звали Олег Растатурин.
– Кроме службы, чем-нибудь еще занимаешься? – спросил Владимира новичок.
– Я пишу, – скромно потупился Софиенко.
– А я рисую, – немедленно ответствовал Растатурин.
– Да не может быть?!
– А чего не может? Я художник.
– Ок, я пишу книгу, а ты оформляешь. – Софиенко протянул руку. – Договорились?
В 2008 году книга Владимира Софиенко «Ожидание в две тысячи лет» вышла тиражом 1 000 экземпляров в оформлении Олега Растатурина.
Самое важное для начинающих художников – делать как можно больше копий с работ известных мастеров. Много раз Ашот Казарян ходил в музей слепков, где иногда дни напролет рисовал и лепил.
Однажды он решил сделать копии с нескольких произведений, хранящихся в подвале Академии Художеств. Знакомый лаборант впустил его на пару часов в подвал, а потом, забыв о своем госте, ушел домой. Дело было в пятницу вечером. Лаборант спокойно отдохнул в выходные и, явившись на работу утром в понедельник, вдруг обнаружил там спокойно работающего Ашота.
Оказалось, что тот не тратил время зря. В полной тишине, не отвлекаемый никем, он спокойно делал свое дело, только время от времени отрываясь от лепки или рисования, для того, чтобы отломить кусочек хлеба от прихваченной с собой буханки или поспать.
На одном из «Бастконов» ночью сидят в номере и тихо беседуют о своем три друга-писателя: Валерий Елманов, Андрей Посняков, Алексей Волков. Открывается дверь, на пороге незнакомый юноша. На конвентах присоединиться к чужой компании – обычное дело. Народ по большей части спокойный, доброжелательный, редко кто выгонит. Парнишка представился эстонским констеблем и до утра все жаловался да плакался, сетуя на то, как его первый конкурсный рассказ злые редакторы забраковали.
Ну, бывало и не такое. Утешали его, уговаривали не злиться и дальше писать: мол, удача такая штука… рано или поздно…
Прощаясь, от всего сердца, подарили каждый по книге. И только тут до парня дошло, что он реально ошибся дверью и все это время общался далеко не с начинающими писателями, вместе с которыми участвовал в конкурсе…
Во время Великой Отечественной войны будущий писатель и переводчик, а тогда четырнадцатилетний подросток Саша Щербаков был отправлен в эвакуацию в город Самарканд. Жить там оказалось не в пример легче, нежели в Ростове-на-Дону, где он родился и жил до войны, но все равно не мирное время…