Буковски. Меньше, чем ничто
Шрифт:
Несмотря на то что Буковски-младший вроде как покинул семейное гнездо, окончательного разрыва с семьей всё же не было. Так, его мать частенько заходила в его съемное жилье. Она осматривалась вокруг, проверяла шкафы и причитала, что у сына нет чистых вещей. Об этом эпизоде Буковски даже сочинил стихотворение. Также мать помогала ему с деньгами, во всяком случае первое время, и поспособствовала его трудоустройству в железнодорожную компанию.
Там он работал, впрочем, недолго. Таким образом был установлен стандарт, по которому Буковски – фактотум – долго на одной работе не задерживался. В поисках новой работы он отправился путешествовать по стране. В отличие от модных в то время бит-путешествий, направленных на обретение нового опыта, а в пределе и просветления,
Сначала он остановился в Новом Орлеане. Какие-то деньги у него с собой были, но он их быстро пропил. С работой уже нельзя было затягивать. Он устроился дистрибьютором, пересчитывал журналы и комиксы на продажу, держался так не больше недели. Следом работал в газетной типографии, потом на складе автозапчастей и прочее, прочее – роман «Фактотум» является лучшим путеводителем по всевозможным работам, которые Буковски менял начиная с двадцатилетнего возраста. Менял он и города – примерно с такой же решимостью, как и работы: Майами, Атланта, Нью-Йорк, Сент-Луис, Филадельфия, потом снова Лос-Анджелес, потом снова из Лос-Анджелеса… Он рано повидал страну, но едва ли был этому очень уж рад. Во всяком случае, его произведения избегают каких-то панорамных образов Америки, концентрируясь только на людях и ситуациях, а не на местах.
Ни в какой области он не стремился задерживаться, тем более преуспеть. Он по-прежнему не хотел делать карьеры, но всё-таки мыслил себя писателем. Вероятно, уже тогда он понял, что весь этот опыт, который – возможно, против воли – он получал, разъезжая по стране, может быть использован как хороший сюжет для произведения, а может, и нескольких произведений. Писал он, соответственно, реалистичные вещи, основанные либо на том, что он видел собственными глазами, либо на том, о чем он слышал или читал, когда был в своих разъездах.
Как-то раз в Филадельфии – вероятно, это был 1942 год – к нему в комнату вломились два человека в штатском. Оказалось, это агенты ФБР. Они увезли Буковски с собой, хотя он был без понятия, что он мог натворить, чтобы вызвать интерес именно у этой специфической организации. Оказалось, вопросы к нему были связаны с призывом в армию – ведь шла война. Этот эпизод воспроизведен в рассказе Doing Time with Public Enemy № 1 из сборника «Истории обыкновенного безумия». Его отвели к психиатру, который должен был вынести заключение на его счет. Психиатр спросил: «Ты веришь в войну?» – «Нет», – ответил Буковски. «А хочешь пойти на войну?» – спросил психиатр. «Да», – ответил Буковски. Психиатр посмотрел на него настороженно, затем на долгое время притих и принялся что-то писать в своих бумагах. Потом он снова поднял глаза на Буковски и сказал: «Кстати, в следующую среду у нас намечается вечеринка, там будут доктора, художники, писатели. Я тебя приглашаю. Придешь?» – «Нет», – ответил Буковски. Доктор помедлил, потом сказал: «Ладно. Тебе идти не надо». – «Куда?» – спросил Буковски. «На войну», – ответил доктор. Буковски получил свои бумаги и был отпущен на все четыре стороны [32] . По такой странной траектории война облетела его стороной, а сам он отправился странствовать дальше.
32
Bukowski С. Doing Time with Public Enemy № 1 // Tales of Ordinary Madness. – London: Virgin Books, 2009. P. 12.
Эпизод с ФБР и призывом связался в памяти Буковски с его первым сексом. Ему тогда было 23 года, и впоследствии он любил повторять, как лишился девственности с трехсотфунтовой шлюхой, которую он подцепил в местном баре (дело по-прежнему было в Филадельфии; это место вообще оставило у Буковски много воспоминаний – достаточно упомянуть, что там разворачиваются события из фильма «Пьянь»). Представлять себе этого не хочется, да и кто знает, так ли всё было на деле, но сам этот штрих вписывается в личную мифологию Буковски без всяких
Об этом он тоже писал. Он вообще писал много и регулярно, в то время – даже когда ему приходилось переезжать с места на место, искать работу, да еще и находить время на обязательные пьянки – ему удавалось писать по три-четыре рассказа в неделю. По-прежнему он отсылал рассказы по журналам, аккуратно прикладывая к посылкам конверт с марками для ответа. Чисто немецкая щепетильность (такая же, как у Миллера). До поры до времени если ответы и приходили, то только отрицательные. Но однажды журнал Story ответил письмом, где говорилось, что его рассказ принят к публикации. В тот момент Буковски работал в Сент-Луисе. Он был удивлен и очень обрадован. Его рассказ Aftermath of a Rejection Slip опубликовали в номере за март – апрель 1944 года. Особенно Буковски льстило, что тот же журнал публиковал Уильяма Сарояна, которого он в то время очень высоко ценил.
Итак, в 24 года нашего автора впервые опубликовал литературный журнал. Но говорить о том, что так началась его литературная карьера, совсем не приходится. До какого-то подобия карьеры было еще очень далеко. А пока что он продолжал скитаться, работать то тут, то там и что-то писать по мотивам своих приключений. Возможно, так ему было привычнее, возможно, он просто считал, что еще не готов к профессиональной писательской деятельности. Во всяком случае, он сознательно не стал хвататься за шанс сделать еще один карьерный шаг вперед, когда ему предложил сотрудничество хороший литературный агент. Буковски сказал: «Я опубликовал всего один рассказ, и это был хреновый рассказ. Пожалуй, я пока еще не созрел». Это было в Нью-Йорке, который Буковски от всей души ненавидел. Может быть, в этом и было всё дело: он не хотел развиваться в подобной обстановке среди подобных людей, с которыми у него не было ничего общего. После случая с литературным агентом Буковски поспешил покинуть Нью-Йорк и отправился дальше по своему бесцельному пути.
Спустя какое-то время на его рассказы откликнулись супруги Кэрисс и Гарри Кросби, владельцы издательства Black Sun Press. Их так впечатлил этот молодой автор, что они написали ему письмо со словами: «Ваш рассказ необычен, чудесен. Кто вы такой?» Буковски на это ответил в своей привычной манере: «Я не знаю, кто я такой. Искренне ваш, Чарльз Буковски». Печатался он и в других местах, к примеру, в филадельфийском журнале Matrix. Позже Буковски любил рассказывать, что после первой публикации он надолго отошел от литературы. На самом деле это не так: в последующие за 1944-м годы он продолжал рассылать свои тексты по разным местам, и время от времени некоторые издания его не без удовольствия печатали. История о долгом литературном молчании – это очередной миф, которым Буковски подчеркивал свою литературную маргинальность.
Денег публикации не приносили, и жил он очень бедно… не говоря уж о том, что нужно было регулярно находить деньги на конверты и марки. Его путешествия по стране так ни к чему и не привели – впрочем, особенной цели у него и не было. Он взрослел в соответствии с тем отрицательным планом, который он выработал в ответ на идиотский «семейный» план своего отца: быть никем и ни с чем надолго не связываться. Впрочем, порой он жалел о подобной решительности. Часто он оказывался на грани – без денег, еды и какого-то теплого угла.
Как-то раз Генри Миллер сказал, что судьба его берегла – столько раз он оказывался в критической ситуации, но в последний момент всякий раз что-то происходило, и мир приходил ему на помощь. Будет справедливо распространить это и на Буковски. К примеру, в один из таких критических моментов своей биографии он оказался в баре, который ему понравился – и которому, странное дело, в ответ понравился он сам. Там всё было и в самом деле `a la Буковски: куча народу, шумно, вонюче, двое парней у стойки внезапно начинают бить друг другу морды – жизнь, динамика и духовность! Глядя на это, Буковски подумал: «Вот место, где мне хорошо».