Бульварный роман

Егоров Олег Александрович

Да сонные клюют носами рыбаки.

Спокойно, словно поп махающий кадилом,

Ступает теплоход в портовые врата…

Ты помнишь ли еще, как некогда ходила

По этим берегам болтливая чета?

Твой город и сейчас влечет меня. Наверно,

В нем есть твои черты, твои полутона…

Да что я говорю: ты часть его модерна,

Как лампа маяка и левая волна.

1987

А. Папинако

В обескровленном парке,

Где шуруют ветра,

Разожжем по цигарке

За святого Петра.

Если он трижды за ночь…

Он бы нас не отверг.

Будь попроще, Иваныч,

На скоромный четверг.

Не надсаживай глотки,

Ты, я чаю, не кит:

Не летаешь в пролетке

И не селишься в скит.

Мы еще только свищем,

Как повсюду-везде,

Да грозим топорищем

Непонятной звезде.

1987

Кого не поздравишь с наживой,

Ничем не проймешь до поры?

Уральцы – народ терпеливый:

Катают в чуланах шары.

Даешь невеселые будни!

Ура выездному слуге!

Завод, как ребенок на судне,

Сидит на окрестной тайге.

Лишь

чуть в глубине лесохоза,

В компаньи честных травести

Бедро худосочной березы

Зовет выходной провести.

1987

Наша кухня – три глухих сажени:

Курит белый чайник на конфорке,

Да, устав от крепких выражений,

Зажимают розовые створки.

Слышно, если хлопнуло в парадном,

Если за стеной снимают пробу…

Здесь через минуту – все не ладно,

Через две – целуются до гроба.

«Гули-гули», - вынули младенца,

Хрупкого как ваза из фарфора.

На руке – порез от полотенца,

А уже волнуется, обжора.

Желтый ситец весел на рассвете

Так, что вся Садовая смеется.

Ночь темна как шапка краснофлотца.

Там стреляют на мотоциклете.

1988

Наступил новый день и принес мне спокойную радость,

Это легкое чувство, пустое как елочный шар.

Без осадка и угля очищенный парками градус

Я цежу, как подачку опухший от пьянства клошар.

Мешковатая оттепель где-то еще за горами,