Бумажная клетка
Шрифт:
– Папаша Гранде думает, что помашет у меня перед носом перспективой женитьбы на сыночке, и я буду полностью в его власти. Помнишь, у одного сатирика: «Нет русской бабы лучше. На трамвае прокатил, рюмку ркацители налил – твоя». Короче, дешевка. Александр Николаевич считает, что я именно такая. Ну уж нет! Я поучаствую еще немного в этом спектакле и сама помашу им ручкой.
– Здесь я с тобой не согласна. Без денег тоже плохо. Будешь последней дурой, если бросишь своего Германа.
– Вот еще. Плевать я хотела на их деньги.
– Это все оттого, Пуляша, что мы слишком долго были советскими. – Марина горестно покачала головой. –
– Согласна, мы жили, как звери в зоопарке, – поддакнула Пульхерия. – Посетители думают, что они зверей в клетку посадили, а звери, наоборот, считают, что они на свободе, а люди – в клетке, только она очень большая.
– Это точно. Мы жили и радовались простым вещам: солнцу, травке, листочкам, – короче, халяве. Да здравствует халява! Поэтому у нас не считалось зазорным воровать. Тащили, что могли. Все же вокруг общее, все колхозное.
– Не все, – возразила Пульхерия. – Но вообще-то я с тобой согласна. Мы жили как в библейском раю, голые, бедные, но счастливые. Коммунистам надо было Ленина объявить Мессией, а Библию сделать нашей настольной книгой. Впрочем, по большому счету они так и сделали. Они ее просто переписали и назвали Манифестом коммунистической партии. Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в царство Божие. У тебя есть что выпить? – неожиданно спросила она.
– Есть. Что, так плохо быть богатой? – сочувственно спросила Марина.
– Моей душе необходим наркоз, без него жить в их мире очень больно.
– Пуляша, ответь честно, ты с Германом счастлива? По-прежнему хочешь выйти за него замуж?
Пульхерия немного помолчала, раздумывая. Потом тяжело вздохнула:
– Вроде бы на моем месте захочет оказаться любая женщина, ведь о большем и мечтать нельзя. Папаша Гранде клятвенно заверил, что эта голубая мечта весной непременно осуществится. Он нам уже пентхауз обещал купить в престижном доме. Но ведь осуществление мечты означает ее смерть. Поэтому мне грустно. Как жить без мечты? Бывало, придумаю себе мечту и живу в ожидании, когда она сбудется, все делаю для ее осуществления, кажется, и жить легче, все не так серо и буднично. А здесь «жизнь удалась»! Полный конец, тупик. Что дальше? Что ни пожелаешь, можешь купить, кроме здоровья, конечно. Не интересно, скучно! Возьмем, к примеру, президента – выше уже не прыгнешь. Черный пояс по карате или золотая медаль на олимпиаде – это вершина, выше которой только облака и недостаток кислорода. Ужас какой-то! Нет, подруга. Мечта должна быть несбыточной.
– Тогда мечтай стать президентом Америки, – с улыбкой предложила Марина, – вот уж чего ты достигнуть никогда не сможешь.
– Ну уж нет, у меня сейчас иные заботы, – фыркнула Пульхерия. – Мне важнее создать алиби Никите. Вы с Олегом должны подтвердить, что Назаров вчера был у вас.
– Ничего не выйдет, – упавшим голосом сказала Марина.
– Почему? – насторожилась Пульхерия. – Не хочешь брать грех на свою чистую душу?
– Да при чем здесь душа? Олег уехал на рыбалку! Со своими олигархами ты обо
– Так напомни, – сердито буркнула Пуля.
– Обычно Олег рыбачит вместе с Куликовыми. Весь вчерашний вечер и ночь мы провели на их даче. Отмечали день рождения Куликова, потом меня завезли домой, а вся компания на трех машинах укатила в Вологду. Мы с Олегом ради тебя готовы на все, но не сможем убедить остальных десять человек, что весь вечер и ночь они тусовались с Никитой Назаровым.
Пульхерия, подперев кулаком щеку, молча уставилась в потолок. В голове было гулко от пустоты. Ни единой мысли. Ни сожаления, ни огорчения. Запас эмоций временно иссяк. Наконец она вздохнула, тяжело поднялась со стула и бесцветным голосом сказала:
– Пойду я. Мне еще с Галиной Матвеевной подробно побеседовать надо до прихода Штыкина, алиби для Назарова придумать, а вечером папаша Гранде велел прийти к нему на ужин. От выполнения этой программы-максимум зависит вся моя будущая жизнь.
– Вот со следователем тебе повезло, – радостно сказала Марина и осеклась от тяжелого взгляда подруги. Уже менее оптимистично добавила: – Свой человек в прокуратуре…
– Что ж в этом хорошего?
– Не знаю, – совсем сникла Марина.
– Он же не жилплощадью в Управе распоряжается, а убийство расследует.
– Ну извини, сказала, не подумав…
– Пойду, время подгоняет.
Войдя в квартиру и услышав голос Галины Матвеевны, Пульхерия решила, что та разговаривает с Катей. Она поспешила в гостиную. Каково же было ее изумление, когда она увидела Штыкина, который в непринужденной позе сидел на диване и пил кофе. Галина Матвеевна расположилась в кресле напротив. У Пули перехватило дыхание. Домработница тут же вскочила. Ведь ей не положено находиться в хозяйских комнатах. Игорь Петрович тоже поднялся и заулыбался радушно и доброжелательно.
– А вот и Пульхерия Афанасьевна. Легка на помине. Я уже закончил беседовать с Галиной Матвеевной. – Он повернулся к домработнице, которая, уставившись в пол, всем своим видом демонстрировала скромность и послушание. – Кстати, я в полном восторге от печенья и полностью удовлетворен вашими ответами. Полагаю, что нет нужды вас больше задерживать.
Игорь Петрович был вежлив до приторности.
Домработница вышла из комнаты. Пульхерия неожиданно успокоилась. Интуиция подсказывала ей, та в точности выполнила все указания папаши Гранде. И все же она понимала, что со Штыкиным совсем успокаиваться нельзя. Ей хотелось подробно расспросить Галину Матвеевну, а для этого необходимо, чтобы следователь поскорее убрался. Но он не спешил. Более того, снова уселся на диван и захрустел оставшимся на тарелке печеньем.
– К сожалению, в своем расследовании я продвинулся не слишком далеко.
– Это плохо, – согласилась Пульхерия.
– Главное, что я до сих пор не нашел никого, кто бы действительно хорошо знал убитую.
– А родители?
– В паспорте, конечно, указано место ее рождения. Какие-то средние Серогозы, где-то за Уралом. Я навел справки. Чтобы туда добраться, нужно несколько часов лететь самолетом, потом несколько часов плыть по реке, затем полдня трястись на телеге. Но я уверен, что ничего существенного родители Вики сообщить не смогут. Вряд ли она писала им подробные письма. В ее вещах нет ничего, указывающего на то, что она скучает по дому и считает дни до возвращения.