Бумер-2: Клетка для кота
Шрифт:
– У меня настроение хорошее, – сказала она. – Может у человека быть хорошее настроение? Или счастливая минута?
– Может-то оно может.
Шубин стал вспоминать, когда последний раз пережил счастливую минуту. Кажется, это было в тот год, когда погибли Дашкины родители. Дело близилось к зиме, и он по случаю купил на вещевом рынке полушерстяной синий в серую полосочку костюм, а к нему светлую сорочку и галстук, черный с белыми ромбиками. Вот тогда он радовался, что недорого взял хорошую носкую вещь. И стал ждать приглашения на серебряную свадьбу сестры, присматривая добрый подарок. Но на юбилей его не пригласили,
– А с чего бы это вдруг у тебя счастливая минута? – насторожился Шубин. – Кошелек что ли нашла с деньгами?
– Это личное. Тебе не понять.
Дашке хотелось, чтобы дядька поскорее отвалил по своим делам, но тот все не уходил, все топтался в коридоре и приставал с глупыми вопросами. Потом, о чем-то вспомнив, развернулся и зашагал обратно на кухню. Дашка, подскочив к двери, зашла в кладовку, заперлась изнутри. Сняла с гвоздя огнетушитель-тайник, вывернула днище и, вытащив пачку денег, перехваченную резинкой, отсчитала пять сотен зеленью. Предвидятся кое-какие расходы, которые вскоре с лихвой окупятся. Максу надо руку позолотить, иначе в следующий раз он с ней и разговаривать не станет. Свои деньги парень отработал. Микрофон и ретранслятор спрятаны в кабинете Оксанкиного отца. "Хонда" стоит под домом у гаража. Короче, все идет по плану.
Остается ждать и надеяться, что какой-нибудь интересный разговор состоится не где-нибудь на стороне, а именно в этих стенах. Так оно и будет, так должно быть, потому что Захаров, по рассказам дочки, все важные переговоры и встречи проводит не в офисе, а в загородном особняке. То ли привычка у него такая, вести переговоры на своей территории, чтобы все было под контролем. То ли в основе всего деловой расчет: партнеры по бизнесу становятся сговорчивее от близости чудесной природы и от хозяйского хлебосольного гостеприимства.
Через десять минут Дашка повесила огнетушитель на гвоздь и вышла из кладовки.
Глава вторая
Дядя Миша, дотопав до крошечной комнатушки на задах закусочной, включил лампочку без абажура, висевшую под потолком, и уселся за маленький письменный стол, больше похожий на школьную парту. Потом развернул районную газету, пробежал взглядом заголовок первополосной корреспонденции: "Отмороженная". Ниже – врезка, набранная жирным шрифтом: "Молодая аферистка залезла в постель сразу к обоим кандидатам в мэры нашего города. Кандидаты называют эту историю гнусной провокацией конкурентов. Только каких? В этом пытался разобраться наш специальный корреспондент".
Шубин погрузился в чтение, послюнявив палец, перевернул страничку, нашел продолжение материала на второй полосе. Но тут заиграл его мобильник. Звонил Шубину сам Павел Митрофанович Постников, он же – местный авторитет Постный. Это случалось так редко, что взволнованный дядя Миша поднялся из-за стола и вытянулся в струнку, как солдат на плацу перед генералом.
– Я чего позвонил, – сказал Постный после невнятного приветствия. – Хочу узнать две вещи. Первое: пацаны Толи Гребня больше на тебя не наезжали?
Дядя Миша посмотрел на свое отражение в зеркальце, висевшем на противоположной
– Слава богу, никого не было, – отозвался Шубин.
– Странно... Значит, спокойно работаешь? Не слышу ответа?
– Ну... Вроде бы.
Только вчера Шубин передал человеку Постникова тысячу долларов в счет долга. И теперь был уверен, что о деньгах авторитет не напомнит еще неделю. Это как минимум. А дальше можно будет тянуть кота за хвост, сунуть долларов двести, а остальное, мол, позже. Наличных и вправду оставалось всего ничего, но пару недель можно будет перекантоваться.
А в начале следующего месяца в районе, если верить все той же газете, будут проводить выездное совещание областного масштаба. На молочный завод, что в десяти верстах отсюда, понаедет много народа, какие-то чиновники, профсоюзные деятели и специалисты-производственники. Чуть ли не из самой Москвы делегация ожидается.
Совещание продлится не менее десяти дней, в городе уже все гостиницы забронированы. Вот тогда можно будет собирать дензнаки прямо у дорожной обочины. Дядя Миша договорился с двумя шашлычниками-молдаванами, чтобы выставить мангалы прямо перед "Ветерком". Клиент валом повалит, и к концу месяца на Шубине даже копеечного долга не останется.
– И еще я хочу знать, какой сегодня день недели? – Постный говорил нараспев – верный признак, что встал он сегодня не с той ноги. – Не слышу?
– С утра вроде бы среда.
– А мы договаривались, что ты всю сумму целиком отдашь во вторник. Еще прошлой недели. Ты что это на старости лет динаму крутишь? Основным что ли заделался? Не слышу?
– Я все верну. С процентами...
Шубин не успел договорить, потому что Постный прервал его.
– Проценты – это само собой. Но ты знай, дуралей, что с сегодняшнего дня я твою паршивую задницу больше прикрывать не стану. Появятся люди Гребня, разбирайся с ними сам.
Дядя Миша без сил опустился на стул. Сердце защемило. Он стал прикидывать, у кого бы занять хотя бы сотни три на пару недель. Повар Рифат может одолжить, у него всегда копейка водится. Но мужик он прижимистый, а после того случая, когда по репе огнетушителем схлопотал, и вовсе в последнего скопидома превратился. Можно еще одолжиться у знакомого мужика с рынка. Но тот много не даст. И еще есть шанс у Дашки деньги выпросить. Наверняка откажет, но попытка не пытка, спрос не допрос...
Шубин не довел мысль до конца, взгляд его упал на конверт без марки с казенными колотушками. Вместо обратного адреса только название области, буквы ИТУ, а дальше – длинный номер с дробью.
Дядя Миша, отрывая от конверта полоску бумаги, думал, что не иначе как племянник пригнал весточку. Но раз так, почему адрес не Колькиной рукой написан и вместо почтовой марки стоит казенный штемпель "оплачено"? Из конверта на стол выпорхнул сложенный вдвое листок серой бумаги. Дядя Миша пробежал глазами первые строчки машинописного текста, и тут руки у него затряслись, буквы почему-то стали расплываться, а на синюю печать внизу листа капнула незваная слеза.
Едва справившись с собой, Шубин шагнул к двери, закрыл ее на задвижку и, чувствуя, что пол уходит из-под ног, снова упал на стул. Пару минут он сидел неподвижно, потом нашел в себе силы взять в руки казенную бумагу и прочитать письмо с начала до конца: