Бумеранг не возвращается
Шрифт:
С трудом преодолев на первых скоростях около десятка километров, они выбрались на небольшую поляну. Здесь дорога шла по обе стороны молодого ельника. Свежие следы обходили подлесок справа, и лишь едва заметный, наполовину запорошенный снегом след был виден на левом объезде.
Остановив машину, Никитин вылез на дорогу, прошел к левому объезду и нагнулся над следом. Несколько дней тому назад, до снегопада, здесь прошла машина. Отпечаток знакомой цепи говорил о том, что здесь прошла «Олимпия», след которой он безрезультатно разыскивал вместе с Гаевым.
Напевая
Вскоре они выехали к развилке дорог, где Никитин увидел белый санитарный «ЗИС» и синюю «Победу» Каширина.
«Досадно, что, идя по верному пути, я здесь оказался последним», — подумал Никитин. Каширин выбрался из машины и пошел ему навстречу.
В то время как в поисках следа «Олимпии» Никитин с Гаевым колесили по проселочным дорогам, поступило сообщение от глуховского лесничего, обнаружившего в лесу труп Мехии Гонзалеса. Судебно-медицинский эксперт, следователь и Каширин встретились в Глуховском лесу и осмотрели место происшествия. Составив акт, судебно-медицинский эксперт уехал на машине следователя, а Каширин остался в ожидании Никитина.
— Скоро совсем стемнеет, — сказал Каширин, здороваясь с Никитиным, — а нам еще нужно осмотреть место происшествия, да и тело Гонзалеса надо срочно отправить на вскрытие. Пойдемте, — закончил полковник и, указывая дорогу, пошел вперед.
Они шли рядом по старым, запорошенным следам. Было нетрудно заключить, что со стороны дороги в этом направлении несколько дней тому назад шел человек; вот здесь он остановился, обошел ствол большой сосны и, привалившись к нему, некоторое время не двигался. В этом месте след был глубже и тонкоигольчатый покров инея стерт со ствола сосны. Затем след повел их дальше в глухую и темную чащу.
Через некоторое время они вышли к небольшой прогалине. Здесь след убедил Никитина в том, что человек остановился, длительное время стоял неподвижно, потом сел на пенек и прислонился к стволу дерева.
Начали сгущаться сумерки. Никитин внимательно осмотрел прогалину: по ее краю проходил неглубокий овражек, поросший ивняком, подле был проложенный зайцем-беляком след, здесь он кормился корою ивы. Прогалину окаймляли высокие сосны и ели. Снег был чист, и только кое-где темнели еловые шишки, вылущенные клестами.
Строгое, торжественное убранство леса особенно поразило Никитина, когда взгляд его упал на утоптанный край прогалины, где лежало тело Гонзалеса. Покойник точно держал в запрокинутой руке большой красный детский шар, из тех, что весной продают на улице. Это было круглое пятно крови, рдеющее на снегу около его руки.
Никитин по протоптанной следователями дорожке подошел ближе. То, что он увидел, вызвало у него знакомое неприятное чувство того внутреннего протеста, который всегда является при виде смерти у здорового человека, любящего жизнь.
Очевидно, замковая часть разорвавшегося ружья нанесла Гонзалесу смертельный удар в правовисочную часть головы. На кисти левой руки силой
Ствольная часть ружья лежала у ног трупа. Между стволов было выгравировано: «Льеж 19…» дальше ничего нельзя было разобрать. Патронташ, фляжка, ягдташ и рюкзак находились здесь же, рядом.
— Вот документы, обнаруженные в правом боковом кармане, — сказал Каширин, передавая Никитину пачку бумаг.
В ней были: паспорт с визой на имя Мехии Гонзалеса из Санта-Роса, Республики Гондурас, 1920 года рождения, вид на жительство, выданный консульским отделом МИД, фотография молодой женщины, сфотографированной на теннисном корте с ракеткой в руке. Внизу фото было написано: «Не забывай свою Дорис! Тегусигальпа 1952 г.». Здесь же была записная книжка с многочисленными адресами торговых связей фирмы и номерами телефонов столицы Гондураса. Книжка была рекламная, фирмы жевательной резинки «Дриим».
Заметив, что Никитин закончил осмотр документов и книжки, полковник достал маленький пакетик и развернул его.
— Вот сигареты, — сказал он, — и крошки табака, обнаруженные в левом нижнем кармане.
Сигареты были марки «Фатум».
Темнело. Никитин при помощи карманного электрического фонаря еще раз осмотрел то, что было когда-то лицом Гонзалеса. Ниже большой и глубокой раны был небольшой ожог, многочисленные порошинки впились в кожу лица и шеи. Вместе с тремя пальцами левой руки с тыльной стороны кисти был сорван почти весь покров кожи. Под ногтями двух уцелевших пальцев виднелась черная каемка грязи. Это обстоятельство заинтересовало Никитина.
— Следователь обратил внимание на грязь под ногтями трупа? — спросил Никитин.
— Кажется, нет.
— У вас, Сергей Васильевич, часы «Победа»?
— Да, «Победа»… — в недоумении ответил Каширин.
— У меня тоже. Если не возражаете, снимем стекла и попробуем изъять эту грязь из-под ногтей.
Отдавая должное остроумной выдумке, полковник снял часы и, вручив их Никитину, спросил:
— У вас есть по этому поводу какие-нибудь определенные соображения?
— Да, Сергей Васильевич, есть. В Глуховский лес Мехия Гонзалес приехал на «Олимпии». Теперь можно в этом не сомневаться. Меня интересует: не смазочное ли масло под его ногтями, ведь на пальто Эдмонсона, если вы помните, было такое же жирное пятно.
Преодолевая брезгливость, Никитин закончил этот необычайный «маникюр», изъял грязь в одно стекло от часов, накрыл его другим и, сделав таким образом предметное стекло, тщательно завернул его в носовой платок.
Стало совсем темно. Осматривать всю прогалину при помощи фонаря было делом безнадежным, приходилось полагаться на внимание и опыт старшего следователя.