Бунт Хаус
Шрифт:
— Я жду, когда эти штаны исчезнут. Впрочем, не обращай на меня внимания. Ты представляешь собой очень приятное зрелище.
Она слышит боль в моем голосе? Как далеко я позволю себе упасть? Насколько сильно будет больно, когда эта девушка наконец поймет, какой я кусок дерьма, и отшвырнет мою задницу в сторону? И почему я продолжаю переживать эти мгновения паники ни с того ни с сего, как будто я всего лишь на волосок от катастрофы?
Я знаю ответ на последний вопрос, хотя и делаю вид, что не знаю. Легче притворяться, чем смотреть правде в глаза. Я не очень хороший, не благородный и не добрый человек,
От яркого звука ее смеха мне тоже хочется смеяться.
— Я уверена, что у тебя было много девушек, растянувшихся на капоте этой машины, — размышляет она.
Я прикусываю губу и быстро качаю головой.
— Что? Нет? — Она снова смеется, и этот звук разносится высоко над верхушками деревьев, стоящих вдоль дороги. — Я в это не верю. Я первая?
Я придвигаюсь ближе, так что мои голени упираются в крыло, и кладу руки ей на бедра.
— Возможно, тебя это удивит, но ты уже забила несколько моих первых голов, малышка Эль. Первая девушка, которую я когда-либо приводил домой. Первая девушка, которую я назвал своей девушкой. Первая девушка, которую я когда-либо любил. — Последнее признание далось мне нелегко. Оно застревает у меня в горле, не желая выходить наружу. Я говорю это робко, не в силах смотреть ей в глаза.
Она садится, нежные пальцы гладят мою щеку, мягко поворачивая мое лицо так, чтобы я смотрел на нее.
— Значит, мы в одной лодке, — шепчет она. — Ты первый парень, в которого я влюбилась.
Я хватаю ее за руку и прижимаюсь губами к внутренней стороне ее запястья.
— Первый — это хорошее начало, — бурчу я. — Но я планирую быть единственным парнем, которого ты любишь, малышка Эль. На все оставшееся время.
— Такой жадный, — говорит она, дразня меня пальцами в волосах. Ее щеки светятся. Я никогда раньше не видел ее такой спокойной и довольной, и это превращает мои внутренности в чертово желе.
— Да, жадный, — соглашаюсь я. — Я буду дураком, если когда-нибудь рискну позволить тебе ускользнуть из моих рук. Я твой. Я буду твоей слабой и жалкой игрушкой. Ты можешь использовать меня и оскорблять так, как считаешь нужным. Я все еще буду здесь, требуя большего. Кстати, об этом. — Я наклоняюсь вперед и целую ее. Я все еще привыкаю к тому, как чувствую себя, когда делаю это: наполненным, задыхающимся и ошеломленным. Она вздыхает мне в рот, когда я снова укладываю ее на капот. Ее зрачки расширяются, черное поглощает синее, пока я работаю над пуговицей на ее джинсах, расстегивая их и быстро стягивая вниз по ногам.
— Сомневаешься? Передумала? — спрашиваю я.
Она отрицательно качает головой.
— Продолжай, Джейкоби. Разве ты не знаешь, что грубо заставлять девушку ждать?
Я оттягиваю ее трусики в сторону, обнажая ее киску.
— Ой. И ты знаешь, как я ненавижу грубость.
Она задыхается, когда я провожу языком по её киске. Не так уж много времени уходит на то, чтобы она, задыхаясь и извиваясь на капоте машины. Пальцы ее ног рефлекторно сжимаются и разжимаются, когда я дразню ее, используя легкие, целеустремленные щелчки кончиком языка, чтобы
— Рэн! Рэн, о боже мой. Что б тебя!
Она знает мою игру. Я хочу, чтобы она оставалась здесь, как сейчас, уязвимой, пойманной в крайне компрометирующую позу и качающейся на грани экстаза так долго, как только возможно. Я, может быть, больше не холодный, черствый, жестокий принц Бунт-Хауса, но я все еще могу быть ублюдком, когда захочу. Я впиваюсь пальцами в ее бедра и восхитительно пухлую попку, прижатую к машине, и жду своего часа.
— Боже... Пожалуйста... Пожалуйста... Пожалуйста... Рэн! Позволь мне кончить!
И в чем тогда веселье? Все ее тело содрогается, когда я смеюсь. Она подтягивает свои бедра вверх, пытаясь получить большее давление от моего рта, но я откидываюсь назад достаточно далеко, чтобы расстроить ее.
— Ммм. И кто теперь жадничает? — Черт возьми, она просто восхитительна. Я никак не могу насытиться. Я провожу кончиком языка вверх широким, мучительно медленным движением, и бедная маленькая Элоди всхлипывает, как будто она впадает в отчаяние.
Впрочем, теперь осталось недолго. Я слышу отдаленный рокот мотора, приближающегося по дороге. Используя кончики пальцев, я ласкаю ее, погружаясь в ее киску, наслаждаясь тем, как она сжимает мои волосы и тянет их немного слишком сильно. Мой член, кажется, вот-вот взорвется, но я могу подождать.
— Пожалуйста, Рэн, — умоляет она. — Господи, пожалуйста. Ты мне нужен. Я.. я так чертовски сильно хочу, чтобы ты был внутри меня.
Ближе. Громче. Тот, кто идет по дороге, уже почти нагнал нас.
Я засовываю свои пальцы внутрь нее, засасывая скользкий, тугой узел ее клитора в рот, перекатывая его языком, и она кричит. Мой рот наполняется ее сладким вкусом. Я трахаю ее пальцами, поднимая их под углом, находя тот спусковой крючок, который заставит ее увидеть звезды, и вот тогда дом на колесах с ревом проносится мимо нас.
Громкий гудок. Кто-то высовывается из окна и кричит что-то неразборчивое, но я не реагирую. Элоди испуганно вскакивает, пытаясь прикрыться, но я хватаю ее за бедра и предупреждающе рычу.
— Кончай, — приказываю я. — Трахни мою руку, Элоди.
Я двигаюсь быстро, взбираясь по ее телу. Прижимаю основание ладони между ее ног, прямо к клитору, потирая ее, и еще сильнее вжимаю пальцы…
Элоди снова закатывает глаза.
— О боже мой! — Она двигает бедрами. Я смотрю вниз и совершенно чертовски загипнотизирован тем, как моя малышка Эль трется своей киской о мою руку, ее спина выгибается дугой от капота машины, когда она кончает.
Я никогда не был так возбужден за всю свою гребаную жизнь.
Она протягивает руку вниз между своих ног и прижимает мои пальцы глубже внутрь себя, направляя мою руку.
— Твою мать! Рэн! Святые... — ее ноги подтягиваются к животу. Она перекатывается на бок, прижимается лбом к моему плечу и сильно трясется, пытаясь пережить ядерную бомбу, которая только что взорвалась у нее в голове.
— О... боже мой, — шепчет она. — О боже мой!
Я ныряю вниз, утыкаясь носом в ее волосы, чтобы поцеловать в шею. Именно здесь я позволяю себе самодовольную улыбку, но только потому, что она меня не видит.