Бунт обреченных
Шрифт:
В тени деревьев стояли саанаэ, одетые в неизменные шляпы, шали и одеяла; идентификационные значки держали края покрывал, словно броши. Они уже обратили на нас внимание, подняли оружие, приведя его в боевую готовность, а один из них потрусил по направлению к нам. Я полез в карман за своим значком.
Откуда-то снизу послышался долгий, низкий, вибрирующий, ужасный вопль, отдавщийся в ушах и заставивший меня содрогнуться. Саанаэ остановился и, повернувшись, оглядел пространство за перекрестком тропинок. Там стоял огромный серый хруфф, глядящий
Внезапно воздух со свистом рассекли плети — это надсмотрщики принуждали своих подчиненных браться за лопаты и кирки. Раздались крики команд, возгласы боли, звон тяжелых цепей, треск срубленного дерева, глухой стук при ударе ствола о землю.
Я подтолкнул Алике, и мы направились вверх по тропинке, минуя молчащих саанаэ, туда, где нас ждал похожий на динозавра солдат. Хруфф оказался довольно большой особью, выше Шрехт где-то на метр и достаточно сильно избитой. На месте глаза виднелся красный шрам и белела кость. На левом виске тоже, очевидно, была рана — светился голый череп, пушок еще не успел отрасти. На левой конечности це хватало пальцев, щупальца были изуродованы, будто опалены огнем, ожоговый след на левом колене, чешуи нет, мясо гладкое и блестящее.
Я чувствовал, как дрожит Алике, а хруфф шептал что-то, слышался хриплый смех.
Бросив взгляд на спину, я увидел два знака отличия — красный и черный. Это был индентификационный номер военной организации, показатель высокого чина. Имелся и еще один значок для наблюдателей и надсмотрщиков из числа людей и местного господина. Между этими двумя значками шла надпись на языке хруффов, которую я не сумел прочесть.
Страшный монстр засмеялся вновь и прошептал в транслятор:
— А ты кто?
Я улыбнулся в ответ, достал свой значок и протянул его к хруффьему здоровому глазу:
— Атол Моррисон, джемадар-майор, 9-й легион спагов.
Хруфф кивнул — жест, похожий на человеческий, выражал вежливое приветствие, преобразованный военный салют чуждой нам цивилизации.
— Мидрох, дочь Земврахи, в отставке.
Позади послышался шум, крики, и Алике схватила мою руку. Мне пришлось повернуться. Один из людей-надсмотрщиков, бросив женщину на землю, наносил быстрые удары плеткой, вкладывая в них всю свою силу. Плетка со свистом вспарывала воздух. Нет, это была даже не плетка, а изогнутая толстая ветка.
Жуткие удары, звуки рассекаемой плоти наполнили лес.
Рядом стоял саанаэ, равнодушно взирающий на экзекуцию; другие надсмотрщики явно не обращали на казнь никакого внимания; рабы продолжали работать.
Мидрох прошептала:
— Мы строим здесь дорогу, ведущую вниз, в долину Теннеси.
Я взглянул на хруффа:
— Зачем?
Она включила транслятор на полную мощь:
— Спроси у местного господина. Здесь очень красивая местность, чудный ландшафт.
Внизу избиение закончилось, обнаженная женщина все еще лежала на земле, явно без сознания, лицо было забрызгано кровью. Наблюдатель отошел от нее,
Я медленно кивнул:
— Да, тебе повезло, что тебя отправили на пенсию. Но почему ты не вернулась домой, к мужчинам, деторождению и семье?
— Это моя последняя огневая позиция. — Мидрох обвела окрестности изуродованной конечностью. — Следы многих боев остались на мне. Я не могу сражаться в полную силу.
Наверно, произошло что-то из ряда вон выходящее, если хруфф говорит мне такие вещи. Очевидно, кроме видимых повреждений, были еще и другие.
— А твоя семья?
— Я им помогаю, чём могу.
Это означало, что она рождала потомство, оставляла их на попечение родственников и опять уезжала в темный космос.
Алике сжала мою руку, заставляя вновь повернуться к месту трагедии. Мне стало ясно, что рабы перетащили упавшее дерево через лежащую женщину. То, что от нее осталось, очевидно, было уже мертво.
Мидрох продолжала:
— Кроме того, мне здесь легче, чем дома.
Я стоял, смотрел на изуродованный труп, обняв Алике и чувствуя, как она дрожит, хотя полуденное солнце нещадно жгло наши спины.
— Я знаю, что ты имеешь в виду.
Небо приобрело коричнево-золотистый оттенок, когда мы расположились около холодного горного озера, находившегося в широком ущелье среди зеленых холмов. Вода, спокойная, без волн и пены, отражала закат. Тени становились длиннее, солнечный свет с трудом пробивался сквозь холмы, небо затягивалось пушистыми оранжевыми облаками, сквозь которые проглядывало ярко-голубое небо.
Жужжали насекомые — их стрекот превратился в один тупой, непрекращающийся, ноющий гул. Периодически он нарушался резким вскриком или трелью птиц. Тонкий дымок нашего костра поднимался вверх и незаметно таял.
Алике помешивала похлебку, вкусно пахнущую говядиной, и, казалось, была очарована ее цветом и ароматом:.
— Где ты нашел эту вкуснятину? Я уже забыла, когда последний раз ела мясо.
Я ограничился тушеными овощами с сыром, таким пряным и острым, будто его выдерживали лет тридцать пять.
— Это сокровище из запасов Лэнка. У него в лесу полно всякой всячины.
Алике отпила глоток из бумажного стаканчика и вздохнула:
— Вот уж никогда не подумала бы, что когданибудь снова попробую шоколад с молоком.
Позже, когда небо почернело, окутав мраком чудесные владения господствующей расы, мы купались в холодных водах горного озера, брызгались, топили друг друга. Выбравшись на берег, мы ринулись к костру, быстро завернулись в одеяло; от наших мокрых тел и волос во все стороны летели брызги.
Согревшись, я сел, скрестив ноги, и стал подбрасывать в огонь поленья, наблюдая, как поднимаются вверх жадные оранжевые языки. Алике прижалась ко мне, положив влажную руку на спину. Вода была холодна, но ночь оказалась на удивление теплой, а костер исправно согревал наши мокрые тела.