Бунт при Бетельгейзе

Егоров Андрей Игоревич

Седой резко обернулся. В иллюминаторе разворачивалась поистине грандиозная картина. Громадный астероид, размером с пятиэтажный дом, вращаясь, несся на транспортник.

— Всё, мы в поясе, — сказал Седой.

Астероид врезался одним из острых углов в иллюминатор, так что корабль содрогнулся и, так же вращаясь, полетел прочь. На стекле от соприкосновения с космической громадиной осталась явная отметина.

— Мы все погибнем! — в ужасе выкрикнул Цитрус. За что удостоился множества презрительных взглядов.

— Да не ори ты! — поморщился Седой. — Что я тебе

только что говорил? Веди себя спокойно. Это они специально иллюминаторы открыли. Чтобы показать нам, что с астероидов так просто не смыться. У транспортника броня в человеческий рост толщиной, обшивка из металла такой прочности, что тебе и не снилось.

— Но ил… иллюминатор…

— Бронированное стекло. Выдержит. Так что не дрейфь. Лучше скажи, ты где руку-то потерял?

— Меня копы ранили и в грязный подвал бросили. Началось заражение, гангрена. Вот и отпилили.

— Копы?! Так ты из-за них руку потерял?! — Седой вдруг заметно оживился.

— Ну да.

— Что ж ты молчал? Это меняет дело. Был ты просто новичок на астероидах. А теперь будешь мучеником режима. Слыхал про профсоюз косков?

Цитрус оживленно замотал головой.

— Это организация такая. На свободе они мусоны, а здесь — заключенные, которые вроде как права наши защищают.

— Про мусонов я слышал. У меня даже девушка была мусонка. Любила меня, как кошка. Ну и я ее, конечно, тоже…

— Да погоди ты, — перебил его Седой. — Слушай, базлать с тобой совсем без мазы. Только начну что-то важное задвигать, как ты тут же отсвечиваешь…

— Что? — переспросил Эдик.

— То. Феню учи! — строго повторил Седой. — Ну, так по поводу профсоюза косков. Им такие, как ты, очень нужны. Те, что из-за произвола легавых пострадали. Они тебя как яркий пример плохого обращения будут демонстрировать. Помогут срок скостить. Так что на свободу раньше выйдешь.

— Ну да?! — обрадовался Цитрус. — Вот это здорово.

— Ты только не тушуйся. Пусть о твоем случае все узнают. Где это видано, в самом деле, чтобы живому человеку руку отпиливали и никому ничего за это не было…

— Ну да, я им еще покажу, — пообещал Эдик. — Они еще узнают Цитруса.

— Как прилетим да разместимся по камерам, я тебя с нужными людьми сведу. Да и мне за то, что я такого ценного клиента подогнал, перепадет что наверняка. Ты только слушай меня. Знаешь, как на астероидах говорят. Кто бугра не слушал, мало спал и кушал. Подлетаем, — сказал Седой, глядя в иллюминатор. — Вот она, колония при Бетельгейзе.

— Говорят, тут самая лютая охрана, — вмешался один из косков, пристегнутый наручниками позади Эдварда. — Не люди, а настоящие цепные псы. Если бы не профсоюз, давно бы всех заключенных до смерти затравили.

Эдвард уставился в иллюминатор. Среди громадин астероидов болталась окруженная зеленым силовым полем величественная и словно изъеденная жуками картофелина. То есть, конечно, это была вовсе не картофелина, а самый крупный астероид, весь изъязвленный просверленными в его недрах подземными ходами. Колония при Бетельгейзе размещалась именно здесь. Внутри астероида. Попасть внутрь

или вырваться наружу могли только специализированные транспортники. Попробовал бы кто-то из бандитов выручить своих товарищей — даже если он преодолел бы чудом пояс астероидов, используя секретные навигационные карты — сквозь силовое поле просочиться невозможно.

— Однако, не слишком-то мне здесь нравится, — заметил Эдвард. — Ни тебе лесов, ни полей… Воздуха, наверное, и то не хватает!

— Здесь всего не хватает, — хмыкнул Седой. — И воды, и воздуха, и площади. В избытке тут только золото.

— Как это? — заинтересовался Эдвард. — Ты хочешь сказать, что здесь много золотишка?

— Астероид просто напичкан золотой рудой. Потому и охрана такая лютая. А коски золото добывают.

— И мы будем? — спросил Эдик.

— Я — не буду, — мрачно ответил Седой. — Воры работать не идут. Воровка никогда не станет прачкой, а вора не заставишь спину гнуть… Слышал такую песенку? Работать против наших принципов. И ты вполне откосить можешь, потому как инвалид. А дружка твоего, полудурка, наверняка на тачку поставят. Эдакий бугай! И пожрать любит…

— Да, я люблю покушать, — согласился Дылда.

— Ну вот, будет пайку лишнюю зарабатывать… — игнорируя его, сообщил Цитрусу Седой. — Купят тебя тюремщики за лишнюю тарелку вонючей баланды.

Великан насупился. В словах авторитетного коска скрывалась какая-то поддевка, но он никак не мог взять в толк — какая именно. К тому же его немного пугал этот резкий в движениях коск. Что-то подсказывало Дылде, что связываться с ним не стоит. Если драться, то лучше бить сразу наповал. Иначе тот поднимется, и крышка. Дылда по опыту знал — такие даже грубого слова не прощают. Были неприятности в прошлую отсидку. Правда, все их удалось решить, задавив парочку авторитетных воров по-тихому, так что никто об этом не узнал.

«Может, и в этот раз так же поступить, — размышлял Дылда, поскребывая пятерней бритую голову, — пока чего-нибудь дурного не случилось».

А Эдвард думал о золоте, вперив взгляд в неровную картофелину крупного астероида. Теперь ему казалось, что некоторые бока отливают желтизной. Любопытно всё-таки… Попасть бы на этот астероид без охраны, с автономным экскаватором, или хотя бы на модифицированном грузовичке с хорошим оборудованием. И поработать на себя, а не на дядю. За неделю можно нажить состояние. И прикупить бубличный завод на Амальгаме-12. Или построить. Чтобы жить безбедно до глубокой старости. И каждый день ходить в казино.

— На пол!

Скрежещущий металлом бесцветный голос прервал мечты Эдварда.

— Всем лечь!

Коски возмущенно заголосили. Цитрус сначала не понял, почему они так возмущаются. До тех пор, пока ему на плечи не уселся средних размеров гиппопотам. На самом деле никакого гиппопотама, конечно, не было, но перегрузки вдавливали в пол безжалостно, выворачивали прикрученную к поручню руку, сжимали мышцы стальными тисками. Лечь не было никакой возможности — поручни словно специально прикрутили где-то на уровне груди человека среднего роста.