Бунт
Шрифт:
— Я иду спать, — перебиваю я, встаю и слабо улыбаюсь присутствующим. Знаю, что все они, вероятно, догадались, что я — та девушка, о которой идет речь. Это читается по моим пустым глазам, вынужденной улыбке и надломленному голосу. Я ничего не могу с этим поделать, кроме как спрятаться до следующего утра и надеяться, что больше никогда не увижу их.
Мне не удается уйти далеко в темноту, когда пальцы Джоэля надежно и участливо переплетаются с моими.
Я не отстраняюсь, но хочу.
В автобусе я забираюсь на темный второй этаж и скидываю
— Подвинься, — говорит Джоэль. Он начинает залезать ко мне в постель, не оставляя выбора. Я двигаюсь к стене, слишком подавленная, чтобы спорить.
Он сказал, что какая-то психованная фанатка не давала ему покоя, но потом начала говорить, что он пытался изнасиловать ее.
— Эти парни не знали, о чем говорят, — произносит Джоэль, положив руку мне на талию. Мы лежим друг к другу лицом на расстоянии целого мира, но кажется, что это все равно очень близко.
— Видела, как ты сегодня отшил девушку, — говорю я. Это звучит как обвинение, и так оно и есть. Когда я увидела, как он отшил ее, я ощутила прилив гордости в груди. Теперь же это чувство омрачено чем-то другим. Чем-то тяжелым.
— Не знал, что ты наблюдаешь.
— Почему ты сделал это?
— Потому что я здесь с тобой.
Он так просто говорит это. Но неделю назад Джоэль не был тем типом парней, которые дарят девушкам осмысленные подарки или уезжают с ними на выходные. И он определенно не их тех парней, которые отказывают симпатичной девушке, независимо от того, где он или с кем он. Ничто из этого не просто.
— Джоэль, в прошлую субботу с Коди... Я пыталась заставить тебя ревновать.
— Знаю.
Если бы он действительно знал, он бы не отрицал, что я «психованная фанатка», как сказал Коди. Он бы сейчас не лежал со мной в постели. Он бы не пытался помочь мне почувствовать себя лучше.
— Я попросила его пойти со мной в автобус, — продолжаю я, — потому что знала, что ты скоро придешь туда. Он хотел отвести меня наверх, но я настояла на том, чтобы остаться внизу. Знаешь почему?
Тишина.
— Потому что знала, что ты нас там застукаешь. Я знала: ты увидишь, как мы целуемся, и надеялась, что от этого сильно заревнуешь и поймешь, что хочешь меня больше, чем кого-либо другого.
Как только слова покидают мой рот, я осознаю весь ужас ситуации и невесело усмехаюсь.
— И знаешь, что? Это сработало. Ты взял меня на фестиваль, уделил мне все свое внимание и отшил девушку, когда даже не догадывался, что я наблюдаю. Это именно то, чего я хотела, Джоэль. Разве ты не понимаешь? Вот, блять, насколько я сумасшедшая. Коди прав в этом.
Рука Джоэля остается неподвижной и лежит мертвым грузом на моем боку. Когда, в конце концов, он убирает ее, я подготавливаюсь к пустоте, которую почувствую, когда он уйдет.
— Знаешь, что самое сумасшедшее? — мягко спрашивает Джоэль, и я подготавливаюсь к его ответу. Он убирает волосы мне за ухо и произносит:
—
Его слова проникают глубоко под кожу, и я молюсь, чтобы в темноте Джоэль не увидел слез, собирающихся в моих глазах. Я хочу безоговорочно принять то, что он сказал, но совершенно очевидно, что я рассказала далеко не все. Если бы рассказала, он бы уже не был рядом со мной.
— Знаешь, почему я хотела тебе понравиться? — продолжаю я. — Потому что все между нами было просто игрой, которую я хотела выиграть.
Переспать с Эйденом. Оставить Джоэля в продуктовом. Целоваться с Коди. Каждый купленный наряд, каждый накрашенный ноготь, каждый аромат духов, который я носила. Все это было игрой, глупой игрой, в которую играла глупая девушка, которая была ему не парой.
— На самом деле я не хотела привязать тебя к себе, — признаюсь я. — Я хотела отделаться от тебя.
— Это все еще игра? — тихо спрашивает Джоэль.
Он проводит большим пальцем по моему подбородку, и мне удается не уклониться.
— Нет.
— Хорошо, — мягко произносит он, — потому что я закончил играть.
Джоэль перекатывается на спину, просовывает руку под меня и притягивает к себе. И, быть может, я отличаюсь от девушки, которой была на прошлой неделе, потому что вместо того, чтобы сопротивляться ему, я прижимаюсь щекой к его груди и позволяю ему обнимать меня.
Мы долго лежим вот так вот, растягивая минуты, пока его голос не нарушает тишину.
— Моя мама — пьяница.
Я лежу неподвижно, размеренно дыша. Не знаю, почему он рассказывает мне это, но я знаю, что на это есть причина, и девушка, которой я становлюсь, хочет услышать это.
— Она всегда была такой. Моя бабушка вырастила меня, но у нее случился инсульт, когда я учился в старшей школе, и с того времени она в доме престарелых.
Он замирает, а затем избавляется от невысказанных мыслей.
— В любом случае, после этого мы с мамой съехались, и я начал ходить в школу с ребятами. Я слышал, что у них есть группа, так что заставил их послушать, как я играю на гитаре. Один из парней, с которым встречалась моя мама, играл, и когда они расстались, его гитара осталась у нас, и я научился на ней играть.
Еще одна пауза, еще больше воспоминаний.
— Большинство дней моя мама была пьяной и агрессивной, так что я оставался у Адама. Даже когда его не было дома, большинство ночей я спал у него на полу просто потому, что не хотел находиться в своем собственном доме. Я много рисовал в то время. Я стал лучше играть на гитаре. И знаешь что? Я был счастлив. Это были первые годы моей жизни, когда я действительно был счастлив.
Я никогда не задумывалась о том, как вырос Джоэль, как он познакомился с ребятами. Вообще никогда не думала о нем. Теперь он — все, о чем я могу думать, и я хочу знать все. Я хочу знать ответы на вопросы, которые еще даже не придумала.