Буратино

Бирюк В.

Так что про барашкины ум и преданность я поверил. С баранами в прямом смысле этого слова дел прежде не имел - мне двуногих баранов по жизни - выше головы. А вот про парнокопытных - интересно. Ребёнок почувствовал мое доброжелательное внимание и начал делится аж взахлёб. На фоне взаимной радости от общения и взаимопонимания ребенка и ягнёнка возникли, однако, кое-какие проблемы. Интеллектуально развитое существо напрочь не воспринимало ни более старших со-отарников, ни, что для домашней овцы уж и совсем недопустимо, овчаров. Пастухи регулярно жаловались управителю - Доману. Тот владетелю - Акиму. Все знали, что Аким внука любит и во многом ему потакает. Но...

А вчера, после нашего

появления в усадьбе, Аким велел накрыть праздничный стол. И барашка - приготовить. С Ольбегом случилась истерика. Дед поступил по-строевому. Мальчишку заставили приманить любимого барашка под нож мясника. Да еще принять участие в перерезании любимому животному горла. Хорошо хоть обошлось без непосредственного участия будущего воина в свежевании товарища по интеллектуальным играм. А вот испить горячей крови недавно почёсываемого и любовно расчёсываемого - заставили. Для общего укрепления детского организма.

Потом дорогой и любимый папенька озверел и стал избивать дорогую и любимую маменьку. А когда любимый сын всунулся, то полетел в угол, где чуть не убился. Причём папенька страшно ругался грязными словами. И на сына, и на маменьку, и собирался их обоих зарезать. Как того барашка. Сегодня утром обнаружилось что маменька жива, но вот-вот умрёт, а папеньку уже зарезали. А теперь Ольбегу надо идти и зарезать одного взрослого мужа. Перерезать ему горло, как своему барашку. А дальше, наверное, его нужно будет освежевать, как вчера мужики на бойне делали, и выпить его еще горячей крови. А он - не вампир, чтобы кровь человеческую... Но и барашек был почти как человек. А как бекал и мекал, когда Ольбег с ним разговаривал, а сколько всякого умел. А как копытце подавал когда здоровался. А раз они там на лугу на гадюку наскочили. Так барашек её первый увидал и Ольбега и остальных мальчишек не пускал. И вообще... А теперь... Страшно...

Наш разговор перешёл на какое-то крыльцо с тыльной стороны терема, Ольбег плакал у меня на плече, периодически хватая за рубаху и спрашивая, заглядывая в лицо: "Ты мне веришь? Ты мне точно веришь? Я не вру. Правда-правда."

Аким прав, воспитывая из внука убийцу. Не убийцы - не выживают. Предками ни чьими не становятся. В этом мире - точно. Мои современники почитают себя венцом творения. Кажется, наиболее полно это в начале двадцать первого века проявлялось у американцев. "Мы - самые богатые". Соответственно: самые сильные, самые умные, самые демократичные, самые-самые. Остальные - такие же. Просто не догоняют. По бедности-глупости-слабости. Подкормить-подучить. А как быть, если "остальные" - "другие"? С другими ценностями? Происходящими от другого воспитания, от другого опыта, из иного образа жизни.

Вот спроси любого из моих современников: сколько раз в жизни ты убивал? Шарахнется, побежит в сторону от психа. А я не про людей. Сколько раз в жизни ты лично перерезал горло теплокровному существу? У которого можно пить свежую т`плую кровь для укрепления здоровья?

Как меняется психика человека для которого всякий праздник - повод для убийства? Либо собственноручно выполненного, либо - в исполнении соседа, хорошего знакомого, отца или матери. Действия наблюдаемого, озвучиваемого и обнюхиваемого? И осязаемого на праздничном столе.

Мясо здесь обычно едят раз в неделю. По праздникам. Перед приготовлением обеда хозяйка выбирает курицу или петуха и отрубает птичке голову. Причём это же не птицефабрика. Это домашняя птица, каждая из которых имеет для хозяев собственное лицо. Эта - тихая, эта драчливая. Вон того петуха подпускать к этой курочке нельзя - петухи будут драться. А вон к той можно. А у этой болезни "по-женски". А вот эта ножку тянет - если в куче кормить - её затопчут, но несушка хорошая, нужно

ей корма сыпануть отдельно и остальных отгонять, пока не поест. И дети малые во всех этих домашних заботах - постоянные помощники. "Молодец Ванечка. Выходил цыплёнка". А цыплёнок такой пушистый, такой смешной, щипется, играть хочет. "А хочет Ванечка супу куриного с лапшой? Поди петушку своему голову сруби, да ощипай, да выпотроши. И мне - петушка в котёл, потрошка - отдельно".

"Пуся, Пуся, иди сюда. Хорошего поросёнка вырастили детишки. Как он в руку пяточком тыкался, как любил когда ему бочок почёсывают. А умный какой. А ласковый. А главное - большой. Весомый. Сейчас мы его ножичком вот в этот пятачок ласковый ткнём, потом подвесим, горлышко перережем. Крови свежей хочешь? Ну, беги в дом. Пусть мать плиту растапливает, на стол собирает. Сейчас Пусину печёнку зажарим - объедение будет. Зови детишек, праздник у нас - Рождество Христово. Вот и будем на радостях дружка твоего Пусю - кушать".

Неужели кто-то думает, как американцы, что психика человека, для которого еда - розоватая мякоть из супермаркета, и психика человека, для которого еда - бегает, играет, мекает и бекает, с которой можно ссориться и мириться, которая любит когда за ушком чешут, которая и от гадюки защищает, а потом защитника свеженьким на стол подают - одинакова?

Здесь это образ жизни. К этому не привыкают - с эти рождаются, живут и умирают. Каждую неделю - зарежь. Каждый праздник - зарежь. Не для спасения жизни, не на войне. Просто для пропитания. Что бы порадоваться сытости. Ты зарежь. Чикагских боен - нет. Электрического тока - нет. Холодильников - нет. Ты, лично. Хочешь чтобы в доме был праздник - выйди во двор, выбери персонаж, с учётом его вкусовых, весовых и личностных свойств. И зарежь. Не можешь - не мужик. В городах кое-где есть забойщики. В малых весях - ты хозяин. Делай своё мужское дело - убивай. Домашних своих. Живых животных.

Человек всегда делил животных на две группы - добрых и злых. Добрых ел человек. Злые ели его. Самый злой зверь на Руси - серый волк, зверь лютый. Следующее звено в пищевой цепочке. Последнее звено. Волка никто не ест.

Глава 44

Ольбег проплакался у меня на плече, успокоился, просветлённо улыбнулся. Еще раз спросил: что, ему и вправду никому горло резать не придётся? И убежал по своим детским, но безусловно важным и неотложным делам. Я остался разглядывать... задний двор. Пространство между задней стенкой Акимова дома и тыном. Тенистый такой уголок. Садик вперемежку с хозяйственными постройками. Три рябины, две вишни, яблоньки - тоже парочка. Вдоль тына - густые заросли малины.

Справа - сараюшка. Похоже - садовый инвентарь и прочий мусор. Слева - достопамятный поруб. Место моей ночной трудовой... смены. И вчерашней, и сегодняшней.

Рядом боярская баня. Относительно маленькая. На другой стороне двора есть еще большая - людская. Общего пользования. Есть еще и третья - возле реки. Зимняя. Помыться опять не удастся - в боярской бане Храбрит лежит. Бабы его уже обмыли. Плотник уже гроб-домовину строит. Завтра покойничка в гроб положат, гроб где-то в доме поставят. Вот тогда и помоемся. Послезавтра, как положено - на третий день, отпоют, отнесут на кладбище. Для отпевания - попа позовут. Ближайшая церковь - вёрст за двадцать. Как бы поп еще и исповедовать моих не начал. Думай Ваня, завтра может быть уже поздно. Как хорошо в порубе было - высказал Храбриту гадостей и спать лёг. Тихо, покойно, никто не тревожит, никуда бежать не надо. А вот вылез на волю и все бегом.