Буратино
Шрифт:
– - Думал проспишь.
Ладно, штаны у меня еще сухие. Помру я от инфаркта. В юном невинном возрасте.
Пошли к порубу. Лопух. Я, естественно. Снаружи светло как днем, в внутри... Оставим в покое анатомию негров. Я не расист, предполагаю, что в этой части человеческого тела всегда темно. Безотносительно к расе владельца. Хорошо, Аким рядом. Со свечкой, кресалом, трутом. Ага, а я большой мастер по зажиганию огня. Зажигание - не включение. "Включить свет" - забудьте это словосочетание. Сначала долго железкой по кремешку. Искры - как от новогодней петарды. С тем же результатом - красиво. И... все. Потом все-таки попало на трут. А пыхтеть надо
Запалил трут, от него свечку. Разницу между стеарином высокой очистки и салом свиным ощущаете? На вкус, на ощупь, на запах. Главное - на процесс горения. Фитиль из недоразмолоченной конопли, которая здесь пенькой зовётся... он же и горит, как наркоман после дозы ходит.
Так, ляду открыть, лесенку типа бревно с поперечинами - спустить. Опа, а Корьку не только ободрали, но и связали заново. Выпустить его я не могу - он по этой как-бы лесенке не выберется со связанными руками. Вытащить его я не могу - силёнок ухватить здорового мужика за ворот и выдернуть... Нужно сперва ему руки развязать. А там, развязанный, взрослый мужик, в замкнутом помещении... Был бы напарник - никаких бы надежд у Корьки не было. А в одиночку... Ну почему у меня на каждом шагу... всякие проблемы?
"Бедному Ванечке всю дорогу - камушки". И еще аналогичное: "Как сироте женится, так и ночь коротка". Что сирота - точно. Что жениться... как-нибудь в другой раз. А вот ночь... точно коротка.
Я оставил наверху дрючок и слез по бревну вниз. Корька подслеповато щурился на тусклый, пляшущий огонёк, будто мы в гестапо и я направляю ему в лицо двухсотваттную лампу.
Просто сказать ему: "Пойдём погуляем" не получится, не поверит. Будут проблемы. Его попытку побега надо обеспечить мотивировкой, для него неумирущей. Тогда он пойдёт, и можно будет ему... горло перерезать. Как Ольбегову барашку.
– - Разговор есть. Ты давно с Храбритом знаком?
– - Развяжи. Буду говорить.
– - Нет так нет. Ты убивец, душегуб. Ты господина своего зарезал.
– - Лжа!!!
– - Знаю. Но у Храбрита в спине - твой нож. Ты был пьян и ничего не помнишь. Для суда - достаточно. Аким отлежится маленько и велит ссечь тебе голову. Здесь тебе жить... день-два. Но я могу помочь. Убежать.
– - С чего это? Такая щедрость-забота?
– - А с того, что мы сундучок с грамотками берестяными нашли. Вижу - ты уже понял. И стало мне интересно.
– - Точно выпустишь? И коня дашь?
– - Конь тебе здесь не надобен. Лодку возьмёшь на берегу. Из поруба - выпущу. Если убедишь, что ты этого стоишь.
– - Ну... А почему я тебе верить должен. Ты вообще... ты тут никто...
– - Уже "кто". Внебрачный, но признанный сын здешнего владетеля. Позволь представится: Иван Акимович Рябина.
– - Врёшь!
– - Эх, Корька. Не знаешь ты что такое "дар богородицы". Когда всякая ложь человеческая блевотой отзывается. А своя - втрое. Я врать не могу - изблююсь до крови.
Его лицо тронула сперва несмелая, но все более уверенная улыбка. Усмешка превосходства. Так человек, перед которым с крыши упал кирпич, приходит в себя и начинает смеяться. И над самим собой, и над лежащим кирпичом. Ещё бы: он-то соврать может, а я нет. Стало быть, я
– - Ну и чего ты знать хочешь, отроче, правду рекущий?
– - Расскажи мне про дело отца моего, Акима Яновича.
Откуда у меня это всплыло? Я же еще и не разбирал толком грамоток. Так по верху глянул. В одной разобрал имя - Аким Рябина. Корька снова ухмыльнулся. Успокоенно.
– - Я в этом деле не был. Это еще до меня. Сам Храбрит и закрутил.
Дело было довольно простое. Когда тринадцать лет назад Свояк ударил по юго-восточным волостям Смоленского княжества, лучников бросили на перехват. Смоленские стрелки - пехота. К театру боевых действий они не поспевали. Тогда Аким своей властью забрал коней в одной вотчине по дороге, посадил своих людей и пошли дальше вскачь, верхами. Корветлан, который Меньшиков придумал после Полтавской битвы для преследования короля Карла и гетмана Мазепы, - вещь не новая. Пехота передвигается конно, а в бой идет пешею. Сотня к рубежу поспела. Но вотчинник был из весьма непростых - Ростику пошла весьма весомая жалоба.
Аким-таки, догнал северских и маленько их потрепал. Кого побил, кого в плен взял. И часть пленных тут же обменял на смоленских. А менять вражеских воинов на своих же, но смердов... Конечно, не сменял бы - полон угнали бы. И ищи ветра в поле. Точнее - в Степи. Но... донос пошёл.
Доверие было подорвано. Через два года смоленские стрелки проявили себя не наилучшим образом в бою под Переяславлем. Честно говоря -- там все себя проявили... не наилучшим образом. Изя Черниговский был бит. Ростик и смоленцы - за компанию. У победы много отцов - поражение всегда сирота. Аким имел скверную привычку говорить громко и часто нелицеприятно. А потеряв половину людей - еще и обидно. Его комментарии, в соответствующей аранжировке дошли до княжеских ушей. Ему начали шить измену. Тем более, что и прежде "сигналы" были.
Через полгода Ростик отыграл назад, но осадок остался. С обеих сторон. И тут явился молодой и бьющий копытом Храбрит. Который предложил сыграть интересную комбинацию. Из игр мастеров застеночно-пыточного жанра.
Проверить Акима на прочность: выгнать с позором. "Если зло затаил - проявит". А для выявления возможных связей фигуранта с людьми Свояка - облегчить ему возможное сношение географически - загнать сюда, на Угру. И внедрить своего человека в ближайшее окружение. Храбрит даже и себя не пожалел - согласен жениться на этой дуре, Акимовой дочке. Предложенная схема было одобрена, самоотверженность - оценена. Храбрит начал подниматься по карьерной лестнице. А Аким поехал в лесные дебри.
Корька рассказывал подробно, с отступлениями, с характеристиками участников и описаниями мест событий. Он, явно, знал много и многих. Так исторически сложилось, что именно Смоленский князь Ростислав Мстиславич - Ростик, мог и создал наиболее мощную специальную службу. Именно у него были и финансы, и географическое положение, и единовластие. И наиболее обширный выбор качественного человеческого материала. Плюс идеологическая целостность.
На Волыни Изе постоянно приходилось помнить о взаимном неприятии волынян-православных и приглашаемых им союзников-католиков, венгров и поляков. Гоша Ростовский и людей имел меньше, и деньги более тратил на строительство новых городов. Остомысл, Свояк, "Давайдовичи", Полоцкие...
– "труба пониже и дым пожиже". А Ростик и внешних иноземцев не боялся, и с епископом в большом согласии, и работать удобно - середина земли Русской.