Буриме перед бурей. Статьи, рецензии 2022 года
Шрифт:
После возращения в Россию произошло знакомство писателя-инженера с царской семьей, но вскоре случилась опала. Он подписал протест против избиения студентов у Казанского собора в Петербурге и был на полтора года выслан в свое имение.
Как только срок ссылки закончился, его назначили начальником изыскательской партии строительства железной дороги по Южному берегу Крыма. Дорога должна была стать электрической, в оформлении станций участвовать лучшие художники. Русско-японская война отодвинула этот проект (похоже – навсегда), а Гарин-Михайловский отправился на Дальний Восток военным корреспондентом.
Умер он в 1906 году с Санкт-Петербурге на заседании редакции журнала «Вестник жизни».
В этой заметке я специально сконцентрировал внимание не на писательском творчестве Гарина-Михайловского, а на его вроде бы далеких от литературы занятиях. Но без них он вряд ли бы стал большим писателем. Его талант питало пережитое. Достаточно перечислить названия нескольких произведений – «Гимназисты», «Студенты», «Инженеры», «На практике», «Деревенские панорамы», «Корейские сказки», «Дневник во время войны»… Нынче мало таких писателей – всё больше и больше, по определению Гоголя, «осужденных уже самим званьем писателя» скрываться в кабинетах и жизнь выдумывать, а не описывать.
Февраль 2022
Попытки воссоздания
Я не испытываю интереса, читая прозу об известном историческом событии, еще один вариант описания какого-либо факта. Не по душе мне произведения в жанре альтернативной истории, сюжеты о так называемых попаданцах, книги и фильмы, где после уведомления «Основано на реальных событиях» начинается откровенное упражнение в фантазировании, перекраивание судьбы реально жившего (а то и живущего) человека, что можно наблюдать, например, в фильме «Движение вверх». Сравните действительную и киношную биографии советского баскетболиста Модестаса Паулаускаса.
Если уж писать о прошлом, то нужно, по-моему, брать событие, происшествие, которое на самом деле бесспорно было, но о котором сведений практически не осталось, и попытаться художественно его воссоздать.
В таком ключе написаны некоторые повести и романы Леонида Юзефовича. Да и сквозная тема его творческой жизни – Азиатская дивизия барона Унгерна в Монголии – во многом воссоздание, а не облачение в документально-художественную форму того, что можно найти у предшествующих авторов, в архивах.
Это, конечно, дело рискованное, и в рассказе «Полковник Казагранди и его внук» Юзефович показывает, к каким последствиям приводит неосторожное предположение о роли пусть эпизодического, но все же персонажа книги (и одновременно реального человека) в определенном событии. Многие десятилетия считался доносчиком, а потом обнаружилось, что нет – честный, благородный офицер…
Мне сложно писать о тех временах, когда я не жил. Не могу представить себе людей прошлого, их уклад, речь, этические нормы. Боюсь, что получится или по тем лекалам, какие уже заданы произведениями литературы, кинематографа, живописи, или же я наделю персонажей, мир своего текста, скажем, о 1878 годе современной лексикой, приметами сегодняшней жизни. А это неправильно, по моему мнению, так и преступно.
Но иногда желание попытаться воссоздать событие прошлого бывает настолько сильным, что я решаюсь писать.
У меня есть два рассказа, к которым у специалистов по затронутым в них темам возникли претензии. Действие одного, под названием «Дедушка», происходит в августа 1934-го, время действия второго – «Аркаша» – точно не обозначено, но внимательному читателю не составит труда выяснить, что это начало 1979 года. Место действия обоих рассказов – Ленинград.
В «Дедушке» речь идет о последних часах жизни поэта Александра Тинякова, автора в том числе и циничных
Мне долго не давала покоя сцена его умирания. Я знал, что жил Тиняков в то время неподалеку от Мариинской больницы – на улице Жуковского, что у него была жена. В дневниках и воспоминаниях современников есть упоминания, что Тиняков много времени проводил на Невском (в то время проспект 25 Октября), передвигался при помощи костылей. Поэтому в моем рассказе Тинякова доставили в больницу как раз с Невского.
Вскоре в палату врывается молодой человек в клетчатом костюме. В нем без труда угадывается Даниил Хармс (тем более больным он читает свое стихотворение). Некоторые специалисты возмутились: «При чем здесь Хармс?» Но если Тиняков и Хармс и не были лично знакомы, то Хармс стихи Тинякова читал и достаточно высоко ценил. Но право ввести его в рассказ мне дала запись из дневника поэта Михаила Кузмина от 28 июня 1934 года: «Прошелся по Невскому. Встретил Тинякова на костылях и Хармса…» Порознь или вместе – не уточняется. Но вполне допустимо второе.
Очнувшийся Тиняков вскоре начинает рассказывать о своей жизни. Подробности взяты мной из его автобиографии и других документальных источников. Известно, что Тиняков, бросив гимназию, приезжал в Ясную Поляну, чтобы встретиться и поговорить с Толстым. Лев Николаевич в тот момент болел, общение происходило через одну из дочерей Толстого; потом Тиняков написал ему письмо, а Толстой ответил, что подтверждено учетом переписки писателя. Оригинал неизвестен, но на основе пересказа письма самого Тинякова и других писем Толстого молодым литераторам, я сочинил нечто в подобном духе. Забавно, что эту сочиненную записку я затем встретил в одном из очерков о Тинякове, где она подана как подлинный документ. Впрочем, не очень-то забавно – некоторые специалисты возмутились такой вольностью. Но ведь я писал художественный рассказ, пусть и на реальной основе.
Претензии предъявляли даже к тому, что я увязал смерть Тинякова с Первым съездом советских писателей. Но что поделать, если так совпало – в Ленинграде умер один из последних откровенно антисоветских поэтов (хотя был у него и советский период), а в Москве открылся Всесоюзный съезд «мастеров слова». Услышав эту новость из репродуктора, соседи Тинякова по палате иронически интересуются: «Эй, поэт, а ты чего не там?» Но он их уже не слышит…
Больше вопросов и возгласов возмущения раздалось после публикации моего рассказа «Аркаша». Наверное, потому, что и временная отдаленность не такая большая, и персонажами стали по-настоящему известные люди – Аркадий Северный, Виктор Цой, Майк Науменко…
Основой для рассказа послужило событие, которое бесспорно случилось, но о котором не осталось внятных воспоминаний, материальных следов. Совместная запись одной из самых интеллектуальных ленинградских рок-групп «Россияне» и Аркадия Северного, исполнителя совершенно, мягко говоря, другого рода песен. Запись состоялась в январе или феврале (но есть версии, что в ноябре – декабре) 1979 года. Пленка до сих пор не найдена.
Запись проходила в красном уголке ЖЭКа одного из домов на проспекте Энергетиков. Всех присутствующих в этом уголке участники много лет спустя вспомнить не смогли, и я решил привести туда Майка Науменко, Виктора Цоя и Андрея Панова (будущего лидера группы «АУ»). Накануне они случайно встречаются в чебуречной с Георгием Ордановским из «Россиян», и Майк напрашивается понаблюдать, как будет происходить запись песен в электрическом исполнении – процесс в то время редчайший.