Буря на Эльбе
Шрифт:
Лили подумала об Индии и вдруг словно наяву услышала голос брата: «Там настолько жарко, что трудно ясно мыслить. Мангровые заросли кишмя кишат тиграми, леопардами и ядовитыми змеями. Сверкающие дворцы соседствуют с такими убогими глиняными хижинами, которые только можно себе представить, слоны работают на полях, обезьяны выполняют роль прислуги. В Индии есть болезни, заставляющие человека гнить заживо, и есть сокровища столь драгоценные, что мы и представить не можем». Франц всегда с энтузиазмом и с благоговением рассказывал о чужом континенте, где располагалась столица британской колонии, которая должна была стать пунктом назначения нового морского пути. Когда-то Лили с жадностью слушала эти истории, а
Однако чужие земли Лили больше не интересовали. Теперь она хотела только одного: вернуться в Гамбург.
О том, что сегодня состоится спуск корабля на воду, отец сообщил Лили в письме.
«А мне какое до этого дело?» – озадаченно нахмурилась она, читая. В последние годы их разговоры с Альфредом Карстеном ограничивались лишь самым необходимым.
А вот Зильта писала почти каждый день – ждала, пока письма накопятся, а потом отправляла сразу целую пачку, которую Лили всегда с нетерпением ждала. Письма пахли маминым розовым кремом, и, сорвав с них ленту, Лили прижимала бумагу к носу, вдыхая знакомый аромат. В такие мгновения она представляла, что снова оказалась в маминых объятиях. От отца за все время Лили получила всего одно письмо, сразу по приезду. В нем отец сообщал, что Михель, ее младший брат, на самом деле жив. Что семья инсценировала его смерть, чтобы Лили села на корабль, отправляющийся в Англию. Своего незаконнорожденного ребенка она должна была родить подальше от Гамбурга, там, где ее никто не знает. Где она не запятнает семейную честь.
Все были посвящены в этот план, даже мама. Родные обманули Лили, чтобы сломить ее волю. Лили до сих пор помнила, какие чувства испытала, читая то письмо. Кожу словно закололо тысячей крошечных иголок, она едва могла дышать, потрясение оказалось почти таким же сильным, как известие о смерти Михеля. Лили почувствовала, что ее предали близкие люди. Это было самое страшное предательство в ее жизни.
Однако после того, как первая боль немного поутихла, а ужас – поулегся, Лили охватила радость от осознания того, что Михель жив. Порой Лили казалось, что только благодаря этому ей удалось пережить первое ужасное время в Ливерпуле. Мысль о невинном личике брата, его мягких рыжих волосах, его детском запахе дала Лили силы вытерпеть свадьбу с Генри, смириться с одиночеством.
Вскоре мать умоляла ее о прощении: «Только так ты однажды сможешь вернуться к нам и снова начать нормальную жизнь. Я пойму, если ты не сможешь меня простить, но я бы поступила так снова. Ради тебя я бы сделала все что угодно, Лили. Как и ради любого из моих детей. Быть может, однажды, когда ты сама станешь матерью, ты поймешь: порой приходится совершать ужасные поступки, чтобы уберечь своего ребенка от еще более ужасной участи. Даже если это разобьет ему сердце».
В глубине души Лили и правда все понимала. Ее родители не были злодеями – отчаяние и безысходность толкнули их на этот поступок. То, что для них существует только своя, единственная правильная точка зрения, изменить невозможно. Со временем, по мере того как живот Лили округлялся, ее мироощущение менялось. Она поняла, что если не простит родителей, то это будет вечная рана на ее сердце, но вот забыть – она никогда не забудет.
Отец, однако, так и не извинился и даже не объяснился. Он часто добавлял несколько строк в конце маминого письма, но всегда держался холодно и отстраненно. По большей части отец писал о компании, домашних делах или ежемесячном пособии, которое ей высылал. Лили так
Но теперь ее голубые глаза были прикованы к надписи на носовой части судна.
– «Корделия», – шепотом прочитала она.
Почему отец выбрал это имя? Альфред Карстен всегда называл свои корабли в честь шекспировских героинь. Но Корделия, любимая дочь, которая была отвергнута? Хочет ли отец сказать, что разочаровался в Лили настолько, что не мог не изгнать ее? Или что, подобно королю Лиру, скучает по своей отвергнутой дочери и понимает, что обидел ее? Альфред Карстен не случайно выбрал именно это произведение. Лили была уверена, что в названии корабля скрыто послание. Вот только какое?
На ум пришли слова Корделии: «Не первых нас, добра желавших, злой постиг приказ».
Понимает ли отец, что Лили никогда не хотела причинить ему боль? Не хотела его предавать? Что все трагические события, ход которых она запустила, произошли из-за любви и стремления к свободе?
Лили судорожно вцепилась в ткань юбки, но уже через секунду заставила себя разжать пальцы. Вокруг чайки пели свою вечную жалобную песню. Взгляд Лили был устремлен в море, но смотрела она не на паруса корабля, а на раскинувшийся за ними горизонт, на бескрайние воды, которые здесь, в Англии, и зимой, и летом выглядели серыми. Ей показалось, что вдали она увидела очертания города: шпили пяти гамбургских церквей, выступающая из тумана ратуша. Но Лили понимала, что это всего лишь мираж, призрак прошлого, который вот-вот растворится в дыму.
Зазвучал туманный горн, и этот низкий, жалобный звук вызвал у Лили дрожь. «Однажды, – подумала она, – однажды я тоже окажусь там, на палубе. И поеду обратно домой».
Внезапно Лили почувствовала, как дочь потянула ее за платье и схватила за руку своей маленькой ладошкой. Она быстро взяла девочку на руки и поцеловала в щеку.
– Ты просто ледяная!
Как и всегда, Ханна молча стояла рядом с матерью и смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами, словно видя впервые. Лили сняла перчатки и потерла лицо девочки. Недавно Ханна съела пирожное, и теперь ее румяные щечки были покрыты маслянистыми крошками. В отличие от своей матери Ханна не могла наглядеться на корабли и при виде них забывала обо всем вокруг. Ее дедушка наверняка был бы в восторге. К сожалению, они с Ханной никогда не встречались.
– На тебе столько крошек, что и мне хватит, чтобы наесться! – Лили рассмеялась и вытерла с подбородка дочери джем. Ханна хихикнула, пытаясь увернуться.
Две элегантные дамы в платьях с рюшами и в толстых меховых шапках, стоявшие неподалеку и махавшие кому-то на прощание, поморщились, бросая на них негодующие взгляды. Было не принято, чтобы женщины из высшего сословия, к которому принадлежала Лили, ласкали своих детей прилюдно. Ходить без корсета тоже было не принято.
Лили было все равно. Она чмокнула Ханну в нос и опустила на ноги. Разгладила платье, нарочито медленно провела руками по талии, которая виднелась под меховой накидкой и явно была не такой тонкой, как талии присутствующих дам. Потом в упор посмотрела на незнакомок так долго, пока те, смутившись, не отвели взгляды в сторону. Уголки губ Лили торжествующе дернулись.
– Пойдем-ка поскорее домой, а не то простудишься.
– Давай посмотрим на еще один корабль! – Ханна протянула руки к воде, словно пытаясь схватить «Корделию», которая тем временем превратилась в пятнышко на горизонте.
– Мы вернемся на следующей неделе, – заверила Лили.
– Вместе с папой? – спросила Ханна.
Лили почувствовала, как улыбка исчезла с ее лица. Она опустила вуаль пониже, пряча налившийся кровью синяк под левым глазом.
– Нет, – жестко ответила она. – Без папы.