Буря столетия
Шрифт:
– Я люблю его. Смилуйся!
Конец акта шестого.
АКТ СЕДЬМОЙ
Небо ярко-голубое, и пролив тоже. Флегматично пыхтят рыбачьи лодки, проносятся спортивные катера, оставляя кильватерный след и таща водных лыжников. Парят и кричат в вышине чайки.
Прибрежный город утром. Титр: МАЧИАС, ЛЕТО 1989
Небольшой дощатый дом на Мэйн-стрит. Табличка:
ЮРИДИЧЕСКИЕ УСЛУГИ.
Пониже
ЕСЛИ РЕШЕНИЕ ЕСТЬ,
МЫ ВМЕСТЕ ЕГО НАЙДЕМ.
Камера наплывает на окно. В доме сидит женщина, глядя наружу. Глаза красные, щеки мокры от слез. Волосы у нее седые, и сначала мы просто не узнали Молли Андерсон. Она постарела на двадцать лет.
Сидит она на кресле-качалке, глядя на летний пейзаж, и беззвучно плачет. Напротив нее адвокат – профессионального вида женщина в светлой летней юбке и шелковой блузке. Хорошо причесана, хорошо накручена, и смотрит на Молли с тем сочувствием, которое проявляют хорошие психологи – часто помогает, но пугает своей отстраненностью.
Молчание длится. Адвокат ждет, пока заговорит Молли, но Молли только сидит в качалке и глядит плачущими глазами на лето за окном.
– Вы с Майком не спите вместе, – говорит наконец адвокат, – вот уже… как давно?
– Пять месяцев, – отвечает Молли, все так же глядя в окно. – Приблизительно. Если нужно, я могу сказать точно. Последний раз был в ночь перед большой бурей. Бурей столетия.
– Когда вы потеряли сына.
– Верно. Когда я потеряла сына.
– И в этой потере Майк обвиняет тебя.
– Я думаю, он собирается от меня уйти.
– И ты этого очень боишься, не так ли?
– Я думаю, он исчерпал все свои средства остаться. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Расскажи мне еще раз, что случилось с Ральфи.
– Зачем? Какая в этом польза? Господа Бога ради, кому от этого будет лучше? Его больше нет!
Адвокат ничего на это не отвечает. Молли вздыхает и сдается.
– Это было на второй день. Мы все были в мэрии – там все собрались укрыться от бури. Знаешь… очень она была сильная.
– Я была здесь, – отвечает адвокат. – Я ее пережила.
– Да, Лиза, ты была – здесь. На материке. На острове это дело другое. – Она замолкает на миг. – На острове все по-другому. – Еще одна пауза. – В общем, Джонни Гарриман влетел во время завтрака и сказал, что маяк падает. Все, конечно, захотели посмотреть, и Майк…
Дом Андерсонов летним утром. Перед домом стоит небольшая белая машина с открытым багажником. В ней два или три чемодана. Открывается дверь дома, и выходит Майк, неся еще два. Он закрывает дверь, спускается с террасы и идет по дорожке. По всем движениям и жестам, по каждому взгляду перед нами человек, который уезжает навсегда.
– Майк сказал нам, что сейчас белая мгла, – слышится
Майк останавливается возле таблички детского сада «МАЛЕНЬКИЙ НАРОД». Она все еще висит на нижней ветви растущего во дворе клена, но какой-то вид у нее сейчас пыльный. Забытый. Никому до нее нет дела. Майк срывает ее, смотрит, поворачивается и бросает ее на террасу в приступе ярости.
– Никому из нас не следовало выходить, – говорит голос Молли, – особенно детям. Мы недооценили бурю. Несколько человек заблудились и пропали. Один из них был Ральфи. Энджи Карвер нашла дорогу домой. Остальные все погибли.
Майк провожает взглядом упавшую на террасу табличку, поворачивается и идет к машине. Когда он обходит ее, чтобы сесть за руль, вытаскивая из кармана ключи, раздается голос:
– Майк?
Это Хэтч.
Майк оборачивается. Хэтч, имеющий довольно странный вид в футболке и шортах, идет туда, где он стоит. И видно, что ему очень хотелось бы оказаться в другом месте. Майк смотрит на него холодным взглядом.
– Если у тебя есть, что сказать, скажи. Паром уходит в 11.10, и я не собираюсь на него опаздывать.
– Куда ты едешь? – спрашивает Хэтч. Молчание.
– Не надо, Майк. Не уезжай. Молчание.
– Тебе легче будет, если я скажу, что с февраля ни одной ночи толком не спал? Нет ответа.
– Тебе легче будет, если я скажу, что… что мы, наверное, поступили не правильно?
– Хэтч, мне пора ехать.
– Робби велел тебе сказать, что пост констебля за тобой, стоит тебе только захотеть. Ты только скажи.
– Скажи ему, куда он может засунуть этот пост. Мне здесь делать нечего. Я пытался, сколько мог, и больше не могу.
Он идет к дверце водителя, но не успевает ее распахнуть, как Хэтч касается его руки. Майк оборачивается с горящими глазами, как будто собирается двинуть ему в глаз, но Хэтч стоит, не шевельнувшись. Может быть, он считает, что этого заслужил.
– Ты нужен Молли. Ты видел, что с ней творится? Ты хотя бы смотрел?
– Посмотри ты за меня. О'кей? Хэтч опускает глаза.
– С Мелиндой тоже плохо. Она столько принимает транквилизаторов… боюсь, как бы она к ним не привыкла.
– Плохо, – отвечает Майк. – Но… по крайней мере у вас есть дочь. Может, вы не так хорошо спите, но можете зайти в ее комнату и посмотреть, как спит она. Верно?
– Ты все такой же уверенный в своей правоте. Смотришь на все только со своей точки зрения.
Майк садится за руль и смотрит на Хэтча ничего не выражающим взглядом.
– Я никакой. Я пустой. Выскобленный, как ноябрьская тыква.
– Если бы ты хоть попытался понять…
– Я понимаю, что паром уходит в 11.10, и если я сейчас не поеду, то опоздаю. Счастливо оставаться, Хэтч. Надеюсь, ты снова обретешь сон.