Буря столетия

Кинг Стивен

Она оглядывается, улыбаясь как бы на пробу – если уж нам предстоит это сделать, постараемся сделать, как лучше. Посмотрим с хорошей стороны.

– И еще долгая жизнь! – говорит Джонас и делает паузу. – То есть если ему верить. А после того, как я его видел… я верю.

Снова ропот согласия. И одобрения.

– Линож забил до смерти Марту Кларендон своей тростью! – кричит Майк. – Глаз ей выбил! Мы обсуждаем, отдавать ли ребенка чудовищу!

Молчание встречает эти слова. Люди опускают

глаза в пол и краснеют от стыда. Преподобный Боб Риггинс снова садится. Его жена кладет руку ему на рукав и смотрит на Майка укоризненно.

– Пусть так, – говорит Генри Брайт, – но что будет с остальными детьми? Скажем «нет» и увидим, как они умрут на наших глазах?

– Да, Майк, – подхватывает Кирк. – Что там насчет блага для большинства?

На это у Майка нет настоящего ответа.

– Но ведь о детях – это тоже может быть блеф. Сатана – отец лжи, а этот тип явно его близкий родственник.

– И ты готов рискнуть? – визжит разъяренная Джилл Робишо. – Отлично! Только рискуй своим сыном, а не моим!

– В точности моя мысль! – поддерживает ее Линда Сент-Пьер.

– Ты знаешь, Майк, – говорит Генри Брайт, – что здесь самое страшное? Положим, ты прав наполовину… и мы останемся жить, а они – он показывает на детей – умрут? Как мы тогда будем глядеть в глаза друг другу? Как будем с этим жить дальше?

– И как нам после этого жить рядом с тобой? – спрашивает Джек.

Неприязненно растущий гул в ответ. Джек – сокрушитель геев – возвращается к своему спящему сыну и садится рядом с ним. И на это у Майка тоже нет ответа. Мы видим, как он ищет его – и не находит.

Робби смотрит на часы. На них 9:20.

– Он сказал – полчаса, – напоминает Робби. – У нас осталось десять минут.

– Нельзя этого делать! – кричит Майк. – Как вы не понимаете? Мы не можем позволить ему…

– Мы слышали твою точку зрения, Майк, – говорит Санни не без сочувствия. – Теперь сядь, ладно?

Майк глядит беспомощным взглядом. Он не дурак и понимает, к чему дело клонится.

– Вы должны об этом подумать, люди. Очень и очень тщательно подумать.

Он спускается по ступеням и садится рядом с Молли. Берет ее за руку. Она отдает руку на секунду или две, потом забирает.

– Я пойду сяду с Ральфи, Майк. Она встает и идет по проходу туда, где спят дети. Исчезает в круге родителей, не оглянувшись.

– Еще кто-нибудь хочет высказаться? – спрашивает Робби. – Какие будут предложения?

Секунда молчания – и вперед выходит Урсула.

– Прости нас Боже, но давайте дадим ему то, что он хочет. Дадим ему то, что он хочет, и пусть идет своей дорогой. На мою жизнь мне наплевать, но дети… даже если это будет Салли. Пусть лучше живет с плохим человеком, чем… чем умрет.

Она разражается рыданиями

и упреками:

– Боже мой, Майкл Андерсон, у тебя, что ли, сердца нет? Это же дети! Мы не можем дать ему убить детей!

И она возвращается туда, где спят дети. Майк теперь окружен рядами враждебных взглядов.

– Еще кто-нибудь? – спрашивает Робби, глядя на часы.

Майк начинает вставать, но Хэтч берет его за руку и слегка сжимает. Майк глядит не него пораженным и вопросительным взглядом, и Хэтч чуть заметно покачивает головой. «Хватит, – означает этот жест. – Ты сделал все, что мог».

Майк стряхивает его руку и снова встает. Теперь он не идет к помосту, а обращается к землякам с места:

– Не надо. Прошу вас. Андерсоны живут на Литтл-Толл-Айленде с 1735 года. Я прошу вас как житель острова и как отец Ральфи Андерсона – не делайте этого. Не идите на это. – После паузы он добавляет:

– Это проклятие. Вечная погибель.

Он оглядывается безнадежно, и никто, даже его собственная жена, не хочет встречаться с ним взглядом. Снова падает тишина, и только чуть завывает ветер и щелкают часы.

– Хорошо, – говорит Майк. – Тогда я предлагаю ограничить право голоса. Пусть голосуют родители и только родители. Они все местные…

– Это нечестно! – встает Линда Сент-Пьер. Она касается брови спящей дочери с нежной любовью.

– Я вырастила ее сама – да, с большой помощью всех горожан, и твоей и твоей жены, Майк, – но в основном сама. И я не должна принимать такое решение в одиночку. Для чего же тогда община, если не затем, чтобы помочь людям, когда случается что-то по-настоящему страшное? Когда нет ни одного достойного выхода?

– Я бы не смог сказать лучше, – говорит Энди.

– Но… – начинает Майк.

– Сядь!.. Ставь на голосование!.. Давайте голосовать!.. – слышен хор голосов.

– Кто-нибудь еще ставит вопрос о праве на голосование? – спрашивает Робби. – Может быть, это не совсем по-парламентски, но это надо решить. Я бы предпочел услышать мнение кого-нибудь из родителей.

Напряженное молчание, и голос Мелинды Хэтчер:

– Я предлагаю, чтобы голосовали все.

– Поддерживаю, – вторит Карла Брайт.

– Это не… – пытается сказать Майк.

– Замолчи! – орет Энджи. – Тебе уже давали слово, и теперь сядь и помолчи!

– Выдвинуто и поддержано предложение, – объявляет Робби Билз, – чтобы по вопросу о том, выдать ли мистеру Линожу то, что он просит, голосовали все. Кто «за»?

Поднимают руки все, кроме Майка. Он видит, что Молли тоже подняла руку, видит, что она на него не смотрит, и что-то начинает в нем умирать.

– Кто «против»?

Ни одной руки. Майк просто сидит в первом ряду с опущенной головой.