Буря в Кловерфилде
Шрифт:
Гиль запустил пальцы в волосы.
— Все настолько плохо? Но я думал… госпожа, прости меня. Твой Гиль — идиот.
— Зато мой Гиль очень красивый, — грустно пошутила Беата, и он слабо улыбнулся ей.
Лицо Эйне посветлело.
— Значит, ты не сердишься из-за нашего проигрыша. Не винишь нас.
— В чем? Эйне, ты же очень умен. Ты давно должен был понять, что раз я не Ата, то и винить мне вас не за что. Я никогда не видела вашу империю. Не жила во дворцах. Не брала в охотники красавцев-кецалей. Я даже Калунну встретила всего пару лет назад и теперь служу ей, но не всегда хорошо. Иногда она сердится на
Эйне вздрогнул.
— А я ведь помню кусок того сна: я очнулся в твоих объятиях и оказалось, что моя смерть — всего лишь сон. И вся война — сон, но уже вещий. Узнав о нем, ты поспешила принять меры, которые нас спасли. Жрицы скрыли наши земли колдовством и направили их корабли мимо нас, в великий океан, в котором они навеки затерялись. Вера в их бога не наполнила животы солдат, и они все умерли от голода. А мы продолжили жить, и ничего дурного не случилось.
Гиль оживился.
— А я видел нашу победу в войне! Как мы с Эйне возвращаемся, и ты объявляешь, что началась мирная жизнь и мы всех спасли! Вся империя праздновала это и славила наши имена! — он мечтательно улыбнулся и застыл. — Но в реальности мы проиграли, и наша страна была разорена захватчиками. Госпожа. Я не хочу снова в этот сон.
— Что? Но Гиль, либо так, либо вам придется вечно блуждать по загробному миру и сходить с ума.
— И пусть. Я не хочу этих пустых надежд. И не заслуживаю блаженного забытья, раз не смог защитить свою страну, — Гиль взглянул ей в глаза, — но еще больше я не хочу расставаться с тобой и оставлять тебя в одиночестве. Мы останемся здесь. Верно, Эйне?
Тот глубоко вздохнул и кивнул.
— Верно. Мы будем служить тебе, как сможем. Будем поддерживать. А через триста лет, когда ты вернешь себе былое могущество, то воскресишь нас. Мы подождем.
Беата содрогнулась.
— Нет. Вы с ума сошли. Я разбудила вас меньше года назад, а вы уже не выдерживаете такого посмертия. Лучше вы эти триста лет проведете в раю, чем в аду.
— Что такое ад и рай? — спросил Гиль.
Эйне нахмурился.
— Пыточная и место посмертного наслаждения из религии Безымянного бога. Но нас это не касается, ведь мы верим в Калунну, как и ты, госпожа. Ей судить наши поступки, а нам решать, где мы хотим быть. Я не буду счастлив, обманываясь. Жить… нет, существовать в утешительной лжи унизительно. Не нужно мне таких снов.
Гиль кивнул.
— Твои кецали сильнее, чем ты думаешь. Если проблема лишь в том, чтобы ты вернула могущество, то нам будет проще ждать. Хотя меня беспокоит, что нормальных охотников у тебя нет. Ничего, вот вернется твой Гиль, и все будет хорошо.
Беата глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
— Я не понимаю вас. Почему вы делаете себе же хуже? Это из-за меня? Но вы не получите достойной награды за вашу преданность. У меня просто нет ничего,
Эйне улыбнулся краешком губ.
— Значит, пришло наше время отдавать, госпожа. Не волнуйся, при жизни ты дала нам более чем достаточно.
— А Гиль просто тебя любит и никогда не оставит, — безмятежно добавил тот, — ради твоей любви можно и потерпеть этот дурацкий загробный мир. Лучше я буду видеться с тобой через зеркало, чем не увижу вообще.
— Я же только что сказала, что я — не Ата. Вы оба любили совсем другую женщину. Ту, с которой сможете встретиться только во снах вересковой богини. Даже если я воскрешу вас, вам придется служить мне, а не ей.
Они переглянулись.
— И что это значит? Госпожа нас проверяет, что ли? — лицо Гиля приобрело озадаченное выражение. — Мы же знаем, что это ты. Какой смысл притворяться кем-то другим, когда мы уже столько раз с тобой виделись?
— Со мной. Не с Атой.
— Но ты и есть она. Как я был Лигом и Гилем одновременно.
Беата покачала головой.
— Это другое, Гиль. Человека человеком делают его жизненный опыт и воспоминания. Его чувства и эмоции. У нас с Атой одна душа, но все остальное не совпадает, даже внешность. Неужели ты не замечаешь разницы между нами?
— Нет. Эйне, давай объясняй, что происходит. У тебя это хорошо получается, — Гиль резко задергал ушами. — Что госпожа пытается до нас донести?
Беата, не выдержав, закатила глаза.
— Гиль. Я — не Ата. Что здесь может быть непонятного?
— Да ничего не понятно. Ведь ты — наша возлюбленная госпожа, а говоришь, что нет. Зачем?
Эйне вдруг улыбнулся.
— Я понял, в чем проблема. Госпожа, ни твоя слабость, ни потеря памяти, ни новая внешность не делают тебя другим человеком. Ты — это ты, и мы это знаем. Мы не пришли бы на призыв другой ведьмы. Мы клялись служить тебе. Мы любим тебя. А твои слабость и неопытность не будут вечными. Однажды ты вернешь себе все: воспоминания, силу, бессмертие. Мы уже видели подобное со многими жрицами, воскрешенными подобным образом. Сейчас ты не понимаешь, но лет через сто поймешь. Так что триста лет ожидания — посильный для нас срок. При условии, что мы тебе все еще нужны.
Беата сдалась. Их разговор ходил по кругу, ужасно напоминая некоторые беседы с Калунной. Для Эйне с Гилем она всегда будет Атой. Она вдруг вспомнила насмешливые слова богини:
— А кецали-то — любовники Аты, а не твои. Но их ты с удовольствием прибрала к рукам. И «чужие» заклинания у Эйне выманиваешь, а он отдает их тебе, уверенный, что ты имеешь на них право. Посмертную росу в подарок от Гиля принимаешь и флиртуешь с ним. Тут, значит, хотим быть Атой, а вот тут — уже не хотим. Определись наконец. И хватит этих безумных мыслей. Ты — Ата, а Ата — это ты. Что непонятного в этом простом факте?
В чем-то Калунна была права: приняв любовь и верность Эйне и Гиля, она должна была принять и то, что является Атой. Если же отрицать это, то с какой стати она вцепилась в двух чужих, по сути, кецалей?
А не по этой ли причине Калунна так и не забрала их в нормальное посмертие? Чтобы сцепить Беату с собой и культом покрепче? И чтобы она признала, что является Атой и развивалась в правильном для вересковой богини направлении?
— Смотрите, кто начал наконец думать. Молодец.