Буря в полдень
Шрифт:
— Где вы так долго пропадали? — не особенно любезно спросил я у него.
— Да, да, сейчас я вам расскажу… — ответил Гира и скороговоркой, захлебываясь, начал длиннейшую историю. Оказывается, на двух машинах — на моей и своей — он поехал на вокзал и там прождал несколько часов, а потом узнал, что Ванда Василевская из соображений конспирации едет в Вильнюс не поездом, а на автомобиле, откуда-то со стороны Бреста и Минска. Не долго думая, желая проявить вежливость и радушие, поэт решил встретить польскую писательницу где-то на полдороге. Они блуждали по литовским и белорусским дорогам, проездили всю ночь и все утро, но, так и не встретив нигде гостью, вернулись домой… (А Василевская почему-то вообще не приехала в Вильнюс.)
Мой шофер, отвозя меня после работы домой, дополнил живописными деталями ночную поездку по незнакомым дорогам. Было и смешно и грустно… Потому, что Гира всю эту бессмысленную езду по дорогам и проселкам затеял из лучших побуждений, как он говорил — на благо дружбы народов. Об этом происшествии Гира рассказывал так откровенно, искренне, что я ни на минуту не мог усомниться в добрых намерениях и джентльменстве своего заместителя.
В жизни нашего Наркомата веселых и грустных историй было хоть
Как-то в мой кабинет вошел тощий, высокий, голубоглазый человек. Он сказал, что хотел бы получить службу, если можно, в центре, потому что живет в Вильнюсе. Когда я спросил, кем он работал раньше, он спокойно ответил:
— Я был начальником полиции…
Я отрезал, что для бывших начальников полиции в нашем Наркомате мест нет. Тогда гость стал рассказывать про себя подробнее, и тут выяснилось, что начальником полиции он был в Вильнюсе при Народном правительстве, а в досоветские годы работал учителем, хотя и редко, поскольку, как коммунист, долгие годы провел в тюрьмах. Рассказывал он обо всем этом обстоятельно и наконец сказал, что его зовут Адомас Чиплис {100} .
100
Чиплис Адомас (р. 1904) — участник революционного движения, деятель культуры.
Я назначил его инспектором по особым поручениям, то есть посылал его в школы, если надо было расследовать ссоры, недоразумения между учителями. Адомас Чиплис основательно выполнял порученное ему задание, а вернувшись, докладывал о поездке, украшая рассказ комическими эпизодами и деталями. Это мне очень нравилось, — пожалуй, в этом виновата моя писательская жилка…
По сей день помню многие из его рассказов, но особенно запала в память одна история.
— Всякие приключения бывали, когда я работал в Вильнюсе начальником полиции, — как-то на досуге рассказывал Чиплис. — Пришла ко мне какая-то роскошная польская дама. Взволнованная, растроганная, но весьма благовоспитанная. Прежде всего она спросила у меня, на каком языке удобнее всего со мной беседовать. Я ответил, что по-французски. Дама, не моргнув глазом, повела длиннейшую историю, из которой я понял только одно — какие-то негодяи украли у нее шубу. Правда, про шубу она сказала, как только вошла, по-польски, а теперь повторяла по-французски, подкрепляя жестами, голосом, мимикой красивого озабоченного лица. Рассказывала она очень долго, не меньше получаса, а я только изредка кивал головой. Когда она наконец кончила, я сказал: «Мерси, мадам», — и, взяв листочек, написал записку, дающую право на покупку новой шубы из магазина, где были собраны национализированные меха. Дама, кланяясь и благодаря, покинула мой кабинет. Вскоре до меня дошли слухи, что в Вильнюсе еще никогда не было такого вежливого и образованного начальника полиции, как теперь, — дамочка рассказывала, что целый час беседовала со мной на своем любимом французском языке и мой акцент был безукоризнен.
— Ну, если знаешь французский…
— «Бонжур» и «мерси, мадам» — вот и вся моя наука, — ответил он, весело улыбаясь.
НАКАНУНЕ БУРИ
Как и прежде, мне хотелось чаще встречаться с друзьями, делиться с ними впечатлениями, смеяться, но работы у всех было невпроворот, и, лишь наведываясь в Каунас, я проводил несколько счастливых часов в Доме писателей или, по старой привычке, заходил на чашку кофе к Конрадасу. Публика в кафе Конрадаса немного изменилась — отдельные таутининки, которые здесь обычно сидели, сбежали за границу, несколько завсегдатаев клерикалов тоже перестали бывать в кафе. Но здесь по-прежнему можно было застать почти всех актеров, поэтов, писателей и журналистов. Среди журналистов тоже произошли изменения. Главные газеты теперь редактировали другие люди. Официоз «Лиетувос айдас» («Эхо Литвы») в первые дни Народного правительства перенял Йонас Шимкус. Вскоре газету переименовали в «Дарбо Лиетува» («Трудовая Литва»), а теперь уже не стало и «Дарбо Лиетувы» — вместо нее выходила «Тарибу Лиетува» («Советская Литва»). Другую крупную газету — «Тиеса» — редактировал Генрикас Зиманас {101} , большинство ее сотрудников были новыми людьми в журналистике. Не было здесь ни редакторов, ни ближайших сотрудников газет таутининков, христианских демократов и ляудининков. Новые люди пили здесь кофе, рассуждали о политике, о будущем Литвы.
101
Зиманас Генрикас (р. 1907) — в 1940—1970 гг. редактор газеты «Тиеса», с 1970 г. редактор журнала «Комунистас».
В Доме писателей кипела работа. Уже выходил первый советский журнал литературы и искусства «Раштай» («Произведения»). Его ответственным и главным редактором был Цвирка.
В новом журнале со своими произведениями уже с первых номеров выступали, наряду с ближайшими сотрудниками журнала, — Н. Цвиркой, С. Нерис, Т. Тильвитисом, — Чюрлёнене-Кимантайте, Симонайтите, Грунте, Грицюс и многие другие. Журнал посвящал целые номера литературам братских народов — латышской и грузинской, приступал к оценке культурного наследия (правда, довольно робко и не всегда правильно), публиковал марксистские статьи по вопросам теории литературы и искусства.
Цвирка отвел мне в Доме писателей комнатку с койкой и столом. Во время частых приездов в Каунас мне не раз приходилось засиживаться в Клубе писателей. Поздно ночью не всегда хотелось возвращаться в Вильнюс, тем более что иногда утром бывали дела в Центральном Комитете или в Совете Народных Комиссаров. В комнатке
В клубе часто встречал своих старых друзей и знакомых — Боруту, Нерис, Балтушиса, Жукаса, Монтвилу, Тильвитиса, Бутенаса, а также писателей старшего поколения — Киршу, Симонайтите. Частенько заглядывал сюда и Кипрас Петраускас, который близко сошелся с Цвиркой, несмотря на разницу в возрасте, а также художник Юстинас Веножинскис {102} , композитор Стасис Шимкус. Не раз бывал здесь и Людас Гира, приезжавший также по делам из Вильнюса. Чтение и обсуждение новых произведений, политические и литературные доклады, беседы писателей и журналистов из других братских республик — вот содержание этих вечеров в клубе. Начинающие писатели, которых опекал Монтвила, в апреле создали первую свою секцию при Оргкомитете Союза писателей.
102
Веножинскис Юстинас (1886—1960) — художник-живописец.
Все больше знакомств завязывалось с писателями других республик. В начале мая в Москве проходила Декада армянской литературы и искусства, на которую был послан Казис Борута. Проведший свое детство в Москве в годы первой мировой войны, Борута вернулся сейчас полный впечатлений, восхищенный литературой и искусством армянского народа. Он воочию убедился в том, какое уважение к культуре братских народов проявляет столица нашей Родины.
В середине мая в Литве побывали видные белорусские поэты Янка Купала и Якуб Колас вместе с другими деятелями культуры Белоруссии. С обоими поэтами я уже был знаком. Янка Купала, с привлекательным интеллигентным лицом, мягкий и как бы смущающийся при встречах с малознакомыми людьми, и Якуб Колас, с лицом и манерами крестьянина, вернулись в город своей молодости Вильнюс, который они не видели уже много лет. В юности Янка Купала дружил в Вильнюсе с Людасом Гирой, Стасисом Шимкусом, Марией Ластаускене {103} и другими представителями нашей культуры, поэтому и теперешняя встреча с литовцами для наших гостей, по-видимому, была очень приятной. Они встретились не только с Гирой, но и с Винцасом Миколайтисом, Альбинасом Жукаускасом {104} и некоторыми другими писателями, находившимися тогда в Вильнюсе. Они интересовались историческими и культурными достопримечательностями города, восхищались его красотой, отыскали дома, в которых когда-то жили, в которых находились белорусские культурные учреждения, посетили небольшой музей белорусской этнографии и культуры, действовавший тогда в Вильнюсе. Янка Купала был приятно удивлен, когда рядом с поразительными слуцкими поясами и произведениями белорусского народного творчества нашел свои юношеские рукописи и древние белорусские издания, напечатанные в Вильнюсе…
103
Ластаускене Мария (1872—1967) — писательница-реалистка, выступавшая вместе с сестрой Софией под псевдонимом Лаздину Пеледа.
104
Жукаускас Альбинас (р. 1912) — советский поэт.
А весна в Вильнюсе была просто дивной. Каждое утро яркое солнце заливало огнем руины замка на горе Гедиминаса {105} и холмы вокруг города. У подножья замка, в Бернардинском саду, который мы сейчас называем Садом молодежи, на берегах Вильняле цвела черемуха. В хрустальной воде Вильняле в теплые и ясные вечера отражалось поразительно голубое небо, в котором высились сказочные башни. Гудели улицы, полные пестрого оживленного движения, люди шли мимо дворцовых фронтонов, мимо арок, с которых свешивались листья дикого винограда. Ветер приносил в город запах лугов и цветов. Древняя столица была полна энергии, стремительности, желания творить, жить, радоваться…
105
Гедиминас (1275—1341) — великий князь Литовский, основатель столицы Литвы — Вильнюса.
Дни стали длиннее, и теперь после работы я частенько уезжал в еще незнакомые, но такие восхитительные окрестности Вильнюса. Никогда не надоедало приезжать в Тракай. Руины исторического замка, воспетые Майронисом, уже стояли в лесах, и я радовался, что и нам выпало счастье помочь спасению древнего памятника. Старожилы Вильнюса вели нас в крохотный ресторанчик, где нам подавали вкусную рыбу по-караимски, там мы расписывались в книге гостей, в которой уже были записи видного польского поэта Чеслава Милоша и других. Потом мы катались на лодке, и озеро волновалось точно так же, как во времена Кястутиса {106} , Витаутаса {107} и Майрониса… Покой окружал нас со всех сторон, и было радостно, словно я после долгих лет отсутствия вернулся в отчий дом, о котором мечтал в тиши ночей. Острова зеленели изумрудами, весла плескались в воде, голубой купол неба висел над озером и городком, а ты дышал благоухающим ветром и смотрел в хрустальную воду. Бесшумно скользили рыбы, зеленели и алели водоросли, пахло аиром и камышом. Над головой высоко в небе парил орел, у самой воды сновали стрижи, а в зелени островов мычал козодой и трещали, чирикали, свистели невидимые птицы. Ты находился в природе, вечной как земля, никогда не успокаивающейся, как и твое сердце… И ты снова вспоминал, что ты писатель, и всей душой тосковал по бумаге и чернилам…
106
Кястутис (1297—1382) — с 1345 г. великий князь Литовский, построивший Тракайский замок.
107
Витаутас (ок. 1350—1430) — сын Кястутиса, великий князь Литовский.