Буря
Шрифт:
— Ха–ха–ха! — разразился громким хохотом Чарнецкий, шумно отбрасываясь на спинку кресла. — Да ведь это хотят нас позабавить, Панове!
— Или надеть нам на голову дурацкий колпачок! — добавил Опацкий.
— Есть у нас одна песня такая, вельможное панство, — вставил, услужливо склоняясь, Барабаш. — «Просты мене, моя мыла, що ты мене была»… Хе–хе–хе!
— Vivat, vivat, пане полковнику! — крикнул громко Чарнецкий. — Из твоей старой кружки можно еще меду выпить!
Барабаш рассмеялся мелким подобострастным смешком. Дружный хохот покрыл слова Чарнецкого. Остророг поднялся с места.
— Тише, тише, пане полковнику, — остановил Чарнецкого за рукав Опацкий, — разве ты не видишь, что нам сейчас прочтут
— К шуту! — крикнул Чарнецкий, встряхивая своими черными волосами. — Довольно нам проповедей! Никто не выдаст льгот?
— Никто? Никто! — поддержали его голоса.
Позвольте, Панове, — возвысил голос Потоцкий.
Шум слегка улегся.
— Мне кажется, пане посол, — заговорил он надменным тоном, обращаясь к Радзиевскому, но посматривая и на Остророга, и на Киселя, — что все, думающие так, забывают только одно маленькое обстоятельство, что здесь нет никакого «невинного народа», — подчеркнул он язвительно, — а есть только наши хлопы, наше быдло! А со своими мятежными хлопами, я надеюсь, мы имеем право расправиться и сами.
80
Муций Сцевола и Лукреция — герои древних римских легенд. Муций Сцевола решил убить Порсену, этрусского царя, войско которого окружило Рим. Он пробрался во вражеский лагерь, но по ошибке вместо Порсены убил его писаря, который сидел рядом с ним. Порсена, угрожая пытками, требовал, чтобы Муций Сцевола выдал своих соучастников. В ответ на это юноша сам сунул руку в огонь и не издал ни единого стона, пока горела рука. Лукреция — жена Тарквиния Колатина, которую изнасиловал родственник ее мужа. Признавшись в этом мужу, Лукреция покончила жизнь самоубийством.
— Верно! Верно! — раздались голоса.
— Запорожских козаков мы не трогаем, — продолжал он, — но если они подымут оружие, то мы распорядимся с ними с тем правом, — окончил он высокомерно, — какое предоставляет нам наша власть!
— Осмелюсь вставить и свое скромное мнение, — произнес негромким сладким голосом Барабаш, приподымаясь с места, — хотя я сам принадлежу и греческой вере, и козацкому сословию, — вздохнул он, — но пристрастие не ослепляет мои глаза, и, хорошо зная козаков, я бы осмелился подать пану коронному гетману свой скромный совет: употребить с козаками самые суровые меры, ибо пока не истребят это племя до последнего колена, они не изменят своих мятежных, изменнических дум!
— Вполне присоединяюсь к мнению пана полковника, — встал и Кречовский, улыбнувшись загадочно.
— Пан посол видит, — развел руками Потоцкий, — что даже лучшие головы из козаков придерживаются того же мнения.
Радзиевский взглянул с гадливостью на дряблую, униженную фигуру Барабаша и хотел было возразить что–то, как вдруг турецкий ковер, прикрывавший двери, заколебался, и в комнату вошел взволнованный и бледный дежурный офицер.
— Что там еще? — крикнул нетерпеливо Потоцкий, взбрасывая на него свои холодные оловянные глаза.
— Тысячу раз прошу простить меня… Важные новости. Перебежчик принес известие, его подтвердили и наши объезды. Хмельницкий уже выступил из Сечи с огромным войском и занял позицию в клине между устьем Тясмина и Днепром {81} .
В комнате стало так тихо, словно все эти люди услыхали сразу свой смертный приговор. Какое–то острое леденящее чувство охватило всех присутствующих. Несколько секунд длилось беззвучное молчание.
Тихий, едва слышный облегченный вздох вырвался из груди Радзиевского…
81
Хмельницкий
LI
— Я очень рад, — произнес Потоцкий, давая дежурному офицеру знак, что он может удалиться, — что это известие доставлено нам в присутствии пана посла. Теперь он сам и без наших слов может убедиться в том, что мы не преувеличивали положения дел. И так как неприятель уже начал свои действия, — опустился Потоцкий на свое кресло, — то я, Панове, открываю военный совет.
Кругом все молчало; лица всех стали сосредоточены.
— Мое мнение, — заговорил энергично и смело Калиновский, — не откладывать сборов ни на один день! Двинуться сейчас же всем войском против мятежников, запереть в клине, раздавить их одним ударом и разом укротить мятеж!
— Гм, — откашлялся Опацкий, передвигаясь беспокойно в кресле, — слишком много чести для подлых хлопов…
— Да и мы как же останемся без войска в наших имениях? — отозвался несмело хриплый голос.
Потоцкий бросил в сторону Калиновского насмешливый взгляд и произнес небрежно:
— Пан польный гетман придает слишком большое значение этому скопищу рвани, если думает двигать против него все войско. А кто же останется здесь?
— Совершенно верно! Согласны с паном коронным, — оживились паны, — мы не можем бросить своих имений на разграбление хлопам и искать дешевых лавров в степи!
— Уйти в пустыню и поджидать, пока–то пришлют нам подмогу! Сто тысяч дяблов! — отдувался пан Опацкий. — Приятная судьба!
— Пока еще неизвестен исход сражения, за край этот нечего опасаться, панове: он перейдет на сторону победителя, а Марс следует всегда за смелыми и отважными людьми! — перебил всех горячо Калиновский. — Притом же нам неизвестно количество войска. Если оно так велико, как передают слухи, то надо во что бы то ни стало не допустить его сюда!
— Чем дальше, тем меньше смысла! — проворчал про себя Опацкий.
— Хотя Марс и следует всегда за смелыми и отважными людьми, — повторил язвительно Потоцкий, — но он часто бывает непостоянен, и смелые люди попадаются иногда, как отважные крысы, в западню.
Калиновский вспыхнул и закусил губу.
— Еще бы! Только зеленые юноши ищут опасностей и приключений, — послышались одобрительные возгласы среди панов, — для зрелого мужа первое дело — спокойное рассуждение.
— И меня изумляет немало, — продолжал Потоцкий, — как это пан польный гетман противоречит сам себе. Если допустить, что войско Хмельницкого соответствует распространившимся слухам, то как же рискнуть нам выступить в степь со столь невеликим войском? — Еще бы, еще бы! — послышалось отовсюду. — Войско наше слишком мало, а его будет увеличиваться с каждым днем!
— Ведь край этот пойдет за победителем, — продолжал язвить Потоцкий, — и если удача выпадет не на нашу долю, то мы очутимся, так сказать, среди двух огней!
— Я не знал, что пан коронный гетман так опасается хлопов, что даже заранее уверен в поражении! — покрылся весь красными пятнами Калиновский. — Конечно, если у самого предводителя такая неуверенность…
Потоцкий позеленел.
— Пан польный гетман желает обвинить меня в собственном недостатке. Не он ли рекомендовал мне выслать против Хмельницкого все наше войско, я же предлагаю отправить только небольшой отряд.