Бустан (Плодовый сад)
Шрифт:
Не помню: жар сердец иль огонек
Светильни полу платья ей поджег.
Она, увидев это, рассердилась.
«Не гневайся! — сказал я. — Сделай милость!
Ведь у тебя сгорела лишь пола,
А весь мой урожай сгорел дотла».
Влюбленные друг в друга — дух единый.
Коль суть цела — не жаль мне половины.
* * *
Внимал я пеням старца
Что отошел в пещеры сын его.
Исчах отец в разлуке, одинокий.
Но сын его ответил на упреки:
«С тех пор, как я услышал глас творца,
Нет для меня ни друга, ни отца.
С тех пор, как наступило просветленье,
Все в мире для меня — лишь сновиденье!»
Тот не пропал, кто от людей ушел,
Кто духа свет утраченный обрел.
* * *
Есть люди, чистой преданы любви, —
Зверями ль, ангелами их зови, —
Они, как ангелы, в хвале и вере,
Не прячутся в пещерах, словно звери.
Они воздержанны, хоть и сильны,
Они премудры, хоть опьянены.
Когда они в священный пляс вступают,
То в исступленье рубище сжигают.
Они забыли о себе. Но все ж,
Непосвященный, ты к ним не войдешь.
Их разум — в исступлении, а слух
К увещеваниям разумным глух.
Но утка дикая не тонет в море.
Для саламандры ведь пожар — не горе.
Вот так и многотерпцы, — ты скажи, —
В пустыне живы божии мужи!
Они от взоров всех людей сокрыты,
Они не знатны и не имениты.
Не добиваются людской любви,
.
Они — плодовый сад щедрот безмерных,
А не злодеи в облаченье верных.
Они скрываются от глаз людских,
Как жемчуга в жемчужницах своих.
Не хвастаются, не шумят, как море,
Блестя жемчужной пеной на просторе.
Они — не вы! Вы — внешне хороши,
Но в обликах красивых нет души.
И не прельстите вы царя вселенной
Ни красотой, ни роскошью надменной.
Когда бы стала перлами роса,
То перлов не ценилась бы краса.
Как по канату, доблестный и верный
Пройдет и без шеста над бездной скверны.
Дервиш в блаженном хмеле изнемог,
Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?»
Кому любовь — стекло, а ужас — камень,
Не страшны ни мечи вражды, ни пламень.
РАССКАЗ
Жил
Индийскою красавицей пленен.
Она, как солнце, чары расточала,
Твердыню благочестья разрушала.
Казалось, красоту, какую мог,
В ней воплотил миров зиждитель — бог.
За нею вслед все взгляды обращались.
Ее встречавшие ума лишались.
Влюбленный наш тайком ходил за ней.
И раз она сказала гневно: «Эй!
Глупец, не смей, как тень, за мной влачиться,
Не для твоих тенет такая птица.
Не смей за мною по пятам ходить,
Не то рабам велю тебя убить!»
И тут влюбленному промолвил кто-то:
«О друг, займи себя другой заботой.
Боюсь, ты не достигнешь цели здесь,
А потеряешь даром жизнь и честь!»
Упреком этим горьким уязвленный,
Вздохнув, ответил юноша влюбленный:
«Пусть под мечом я голову мою
В прах уроню и кровь мою пролью.
Но скажут люди: «Вот удел завидный!
Пасть от меча любимой — не обидно».
Меня позорить можешь ты, бранить, —
Я не уйду. Мне без нее не жить.
Что мне советуешь ты, ослепленный
Тщетою мира, лишь в себя влюбленный?
Она лишь благом истинным полна,
Пусть хоть на казнь пошлет меня она!
Мечта о ней меня в ночах сжигает,
А утром снова, к жизни возрождает.
Пусть у ее порога я умру,
Но жив, как прежде, встану поутру!»
Будь стоек всей душою, всею кровью.
Жив Саади, хоть и сражен любовью.
* * *
Сказал от жажды гибнущий в пустыне:
«Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!»
Ему воскликнул спутник: «О глупец,
В воде иль без воды — один конец».
«Нет! — тот воскликнул. — Не к воде стремлюсь я,
Пусть в океане духа растворюсь я!
Кто жаждет истины, я знаю, тот
Без страха бросится в водоворот.
Не дрогнет в жажде знанья, не остынет,
Хоть знает он, что в тех волнах погибнет.
Любовь, влюбленный, за полу хватай.
«Дай душу!» скажет — душу ей отдай.
Ты внидешь в рай блаженства и забвенья,
Пройдя геенну самоотреченья.