Буйная Кура
Шрифт:
Как ни быстро он мчался на своем коне, казаки догоняли. "Эх, Гемер, Гемер, вот когда не хватает тебя: в самую нужную и трудную минуту жизни".
Но спасение было близко. Вот обрыв, а вот и Кура. Еще немного, еще немного. Кура не выдаст, Кура спасет. В это время Джахандар-аге представилось, что вся деревня смотрит на это развлечение: как Джахандар-ага удирает от казаков, а те скачут за ним, как за зайцем, с обнаженными шашками. Внезапно он натянул поводья и вздыбил коня. Конь от неожиданности закружился на месте. Казак замахнулся шашкой и что есть силы рубанул, но в это же время раздался и выстрел. Обломки шашки замелькали в
Джахандар-ага хотел приподняться, но вместо этого упал на гриву коня, конь, как будто понимая, что нельзя оставаться на этом берегу и отдавать хозяина в руки преследователей, метнулся к воде, и тотчас под его копытами оказалась зияющая стометровая высота обрыва. Когда казаки выскочили на обрыв, Кура еще не совсем сомкнулась после сильного всплеска, еще можно было различить в воде что-то черное, относимое быстрым течением. Один из казаков для порядка выстрелил в это черное, похожее скорее на тряпку, нежели на коня и на всадника. Кура взревела с новым гневом и с новой силой, словно ее ранили в бугристую, вздыбленную танину.
15
Порыв ветра, прилетевший с Куры, пронесся над лугом, пробежал по деревне, зашелестел в полях и овеял кладбище, раскинувшееся по склону холма. Он со свистом покружился вокруг древних надгробий и взвился вверх, собрав и унеся с собой всякий мусор, сухую траву и листья. В одну минуту словно метлой подмели кладбище, так стало на нем чисто.
Вслед за ветрам приползла туча, и крупные капли дождя начали пятнать редкими тяжелыми пятнами сухие надгробные камни.
Ашраф встал и отряхнулся от пыли. Огляделся среди могил, дремлющих в печальной тишине. Старые камни, высотой в два человеческих роста, покрыты мхом. Узоры и письмена на них едва различимы. На камнях помоложе высечены где лошадь, если покойник был хорошим наездником, где расческа и ножницы, если он был брадобреем, где четки, если он был набожным человеком, где кинжал и винтовка, если лежит под камнем мужчина и воин.
Ашраф, такой же неподвижный и сумрачный, как эти памятники, долго стоял в тишине. Земля на могиле отца свежа и еще не осела. Он похоронен около Шахнияр. Брат и сестра отныне будут всегда рядом. Дождевых темных капель на камне становилось все больше. Казалось, кто-то льет горькие слезы над могилой, но, когда Ашраф погладил могилу рукой, он почувствовал, что слезы эти равнодушны и холодны. Он надел фуражку и долго брел сам не зная куда. Ноги привели его к заезжему дому. Тропинка начала уже зарастать травой. Двери закрыты, некоторые стекла выбиты. По двору рассыпаны клочья бумаги, и дождь звучно барабанит по ним.
Ашраф заглянул в окно. На полу валялся глобус, и ветер катал его из стороны в сторону. Ашрафу стало больно и горько. С яростью он рванул дверь, сорвал замок и вошел. Собрал тетради и книги. На прежнее место повесил карту.
Поднял стулья. Долго смотрел на фотографию,
Дождь равномерно нарастал. Он монотонно шумел по черепичной крыше осиротевшего дома, хлестал из труб. Пенистые потоки наводнили двор. Дождевые капли лениво текли по оконным стеклам, через которые Ашраф смотрел на свою деревню, затянутую серой сеткой дождя. Он провел рукой по щеке, и рука оказалась мокрой, как если бы он провел по окну.
– Где ты пропадаешь с утра?
Ашраф обернулся и увидел брата, стоящего на пороге. Шамхал был в черкеске, полы которой заткнуты за серебряный чеканный пояс, а на поясе кинжал. Он был во всем черном, эта чернота выделяла белизну его юного еще, в сущности, лица. Но был он грустен и хмур. А в руке - винтовка. Видно, он минуту еще назад злился и гневался, что не может найти Ашрафа, а теперь нашел, и вместо злости на лице появляется радость. Он прошел в комнату, сел на стул, положил винтовку на колени и начал сворачивать папиросу.
"Как отец. Очень похож на отца, - отметил про себя младший брат. Точно так же сворачивает папиросу, тем же движением вставляет ее в мундштук, так же жадно затягивается". На мгновение Ашрафу показалось что перед ним никакой не Шамхал, а отец и ничего с ним не случилось, а, напротив, он чудесно помолодел.
– Дай и мне табакерку.
Шамхал с удивлением поглядел на брата, но табакерку ему протянул. Ашраф долго и неумело сворачивал папиросу.
– Пошли!
– словно скомандовал старший брат.
Он приотстал и окинул брезгливым взглядом одежду Ашрафа. Брюки намокли от дождя и болтаются, ботинки в грязи, пиджак висит на плечах. Словно перед ним не родной брат, а совсем чужой человек, за чем-нибудь приехавший из города в их деревню. Если бы отец был жив, он не позволил бы ему ходить таким пугалом. Еще на вокзале он приказал бы ему переодеться. "Как скоро забыл Ашраф все то, что уважал наш отец. Разве он не знает, что его дух еще витает над нами? Или он думает, что стал уже взрослым мужчиной?" Он нервно последний раз затянулся и с гневом бросил окурок в сторону.
– Почему ты не переоденешься?
– Я больше эту одежду не сниму никогда.
– Хочешь осрамить нас?
Ашраф не ответил. Над ними пронеслась в сторону деревни стая птиц, за деревней птицы повернули и исчезли на берегу Куры.
– Когда похоронили отца?
– На третий день после перестрелки.
Братья остановились. Они стояли лицом к лицу. Шамхал понял по глазам брата, что тот хочет обо всем узнать: что было дальше после того, как конь свалился с обрыва в Куру, и был ли кто-нибудь рядом с отцом, и как это случилось, что казаки не преследовали его.
Шамхал мог бы обо всем этом рассказать брату, но он молчал. Зачем ему знать, как Шамхал после ухода казаков бросился в Куру, обыскал кусты, прочесал лес и наконец нашел отца на маленьком островке. Конь был мертв, а отец еще дышал. Он не в силах был говорить, но, увидев сына, вздрогнул и даже силился улыбнуться. Шамхал никогда не забудет этой улыбки. Отец как будто хотел сказать: "Если ты в такой тяжелый день нашел меня, то я все прощаю тебе, мой сын". Ночью Шамхал перевез отца домой, и вскоре его похоронили. Обо всем этом Шамхал ничего не сказал брату. Зачем? Пусть в его воображении отец останется навсегда живым и бодрым. Пусть Ашраф помнит его на гарцующем коне, с винтовкой в руке.