Буйная Кура

Шихлы Исмаил

7

Алексей Осипович проверял тетради учеников. Ему в руки попала тетрадь Османа. Он прочел заглавие и стал серьезным. Обмакнул перо в красные чернила и стал внимательно читать сочинение ученика:

"Село Гейтепе, где я родился, расположено на берегу Куры. Оно окружено высокими холмами. С одной стороны наши пашни тянутся до армянских деревень, а западная сторона граничит с грузинской землей. Сердитые волны Куры чуть не лижут стены домов. На левом берегу Куры раскинулся большой лес, который тянется вдоль реки и сливается вдали с небосклоном. Здесь можно найти что угодно. Деревенские ребятишки часто переплывают Куру и собирают в лесу яблоки, груши, ягоды тутовника; набив карманы алычой, возвращаются

обратно. В нашем лесу часто можно встретить столетний дуб, карагач. Здесь есть также места, где не ступала нога человека. Каждый день, утром и вечером, на полянах кричат фазаны, квохчут тетерева. Здесь прекрасное и богатое место для охоты. Зимой в нашем лесу полно гусей, уток, а летом и осенью куропаток. Кабаны ходят стадами. На каждом шагу можно встретить медведей, волков, шакалов и лисиц. Глядишь и нельзя наглядеться на оленей, спускающихся к реке на водопой. В этом богатом животными и птицами лесу имеются прекрасные луга, благоухающие зеленые поляны. Наши гейтепинцы, начиная с сентября месяца и до самого конца мая, жили здесь припеваючи. Этот лес приносил большие выгоды крестьянам. Но теперь там устроили заповедник. Днем и ночью конные казаки охраняют лес и не допускают туда никого. Говорят, его охраняют для наместника Кавказа, великого князя. Когда его душа пожелает, он приедет сюда из Тифлиса на охоту. Разве это справедливо? Лес кормил наше селение, и его отняли у нас. Никто не заботится о тех, которые жаждут клочка земли и куска хлеба. Хочется знать: почему все это так? Ведь говорят, все люди равны. Если это верно и все люди - дети природы, то почему одни слишком бедны, а другие чрезмерно богаты?"

Алексей Осипович еще раз прочитал последние строки и подчеркнул их красными чернилами. Прошелся по комнате. Он старался понять, откуда мальчику пришли на ум такие мысли. Ведь из учителей никто не рассказывал ему о французских просветителях, о Руссо?

Алексей Осипович остановился перед окном, взглянул на двор семинарии, а затем на общежитие мусульманского отделения. Свет погашен. Полная тишина. Только в одной из комнат в окне дрожит слабый свет. Алексей Осипович оделся и спустился во двор. "Может быть, нарушается распорядок и ребята после уроков ходят в недозволенные места? Или есть люди, которые отвлекают ребят от занятий и сбивают их с толку?"

Алексей Осипович открыл дверь в общежитие. Он подошел к дежурному ученику, сидящему в коридоре.

– Все ли в общежитии?

Дежурный вздрогнул и не сразу ответил на вопрос учителя:

– Да, все спят, господин инспектор.

– Никто не опоздал?

– Все пришли вовремя, кроме посещающих кружок.

– Какой кружок?

– Краеведческий.

Алексей Осипович помолчал. Он знал о существовании этого кружка, но не знал, что ребята посещают его по вечерам. Знаком показав, чтобы дежурный сел, он пошел дальше. Ребята все опали, Алексей Осипович остановился, прислушался к их дыханию. Одежда аккуратно сложена на тумбочках. У некоторых в головах книги. Кто-то забормотал во сне. Алексей Осипович подошел и поднял соскользнувшее на пол одеяло, открыл половину окна и проветрил комнату. Убедившись, что все на месте, все спят, он хотел уйти, но, подойдя к двери, взглянул на койку Ашрафа. Тот лежал на спине. Одна рука свесилась до полу.

Алексей Осипович тихо поднял руку Ашрафа и положил ее поверх одеяла, поправил подушку под головой, поднял книгу, упавшую на пол. Повертев книгу в руке, подошел к свету и прочел название на переплете. "Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву". Алексей Осипович чуть не выронил книгу. Хотел разбудить Ашрафа и спросить, откуда он ее раздобыл, но раздумал. Чтобы не выдать своего волнения перед дежурным, вынул часы с цепочкой из кармана жилета, посмотрел на них и направился к выходу. В дверях надел шляпу и вышел во

двор.

Луна плыла над каменными башнями древней горий-ской крепости. Густая тень от холма заливала дома, расположенные у его подножия.

Алексей Осипович сам не знал, куда идет по пустым улицам спящего города. Тишину нарушали только его шаги.

"Стало быть, запрещенные книги проникли и в нашу семинарию. И читают их ученики мусульманского отделения, которым я руковожу. Кто-то рассказывает им о декабристах, объясняет, что "все равны, все люди - дети природы". А разве это не так? А разве я сам не думаю об этом? Не известно ли мне положение бедных крестьянских детей? Разве я не хлопочу, чтобы крестьянские дети могли получать бесплатное образование? Если же все это так, то сочинение Османа не должно волновать меня, а должно радовать! Плохо ли, что воспитываемые нами дети вольно и ясно думают? Разве мы не хотим вырастить их для отечества полезными людьми?"

Алексей Осипович повернул за угол, и встречный ветерок повеял ему в лицо. Он увидел луг, раскинувшийся за чертой города. Кура текла посредине зеленой равнины. При лунном свете сверкала зыбчатая гладь воды. Алексей Осипович вздохнул полной грудью, глядя вдаль, туда, где исчезали воды реки между скалами, бросающими друг на друга черную тень.

На другой стороне улицы послышались шаги. Алексей Осипович по походке узнал человека, идущего в тени домов. Это был Кипиани. Алексей Осипович подождал его. А Кипиани, задумавшись, не заметил коллегу и хотел пройти мимо.

– Добрый вечер, господин Кипиани! Откуда вы идете так поздно?

Тот вздрогнул, но, узнав Алексея Осиповича, улыбнулся.

– Добрый вечер, Алексей Осипович. Я ходил к своим друзьям. А вы откуда идете?

– Из общежития. Навестил ребят.

– Ну как они там?

– Спят.

Они пошли рядом. Стук трости Кипиани громко отдавался на безлюдной улице.

– Наверное, в будущем году ваше отделение расширится.

– Да. Откроем еще несколько классов.

– Это хорошее дело, Алексей Осипович. Горийская семинария окажет большую помощь нашим кавказским народам.

– Как раз наша цель - оказать кавказцам помощь и вырастить из них национальную интеллигенцию.

Кипиани достал папироску и, чтобы ветер не погасил спичку, чуть поднял воротник пиджака, прикурил. При мгновенном свете Алексей Осипович увидел его густую черную бороду, заметил и седину на висках Кипиани.

– Это только одна сторона вопроса, - заговорил Кипиани, затянувшись несколько раз.
– Наукой и просвещением не возможно все решить. Надо предпринимать и что-то более серьезное.

– Что вы имеете в виду?

Кипиани, поняв, что разговор зашел слишком далеко, помолчал.

– Сказать правду, я сам еще не ясно представляю себе все это. Знаю только одно - так продолжаться не может.

– Да оно и не продолжается. Идут новые времена. Зреют новые условия. Наука и просвещение развиваются. Изменится сознание людей. Наш долг служить этому.

– Вы правы, Алексей Осипович, надо просвещать. Как это там: "Сейте разумное, доброе, вечное..." Сейте, Алексей Осипович, сейте!

Алексей Осипович почувствовал какую-то нехорошую иронию в словах Кипиани. Он понял, что Кипиани нарочно переменил разговор, не высказав своих мыслей до конца. Видимо, боится говорить то, что думает. Алексей Осипович вспомнил письмо, присланное Семенову. Кипиани находится под наблюдением. Этот человек, видимо, и сейчас, после сссылки, не отказался от своих идей. Но сам Алексей Осипович не соглашался с его суждениями. Он считал, что можно перестроить общество только с помощью просвещения, и не верил в существование другого пути, в его полезность. Ему было больно за таких, как Кипиани, и он не хотел, чтобы они сбивали с толку молодежь, прививая им свои идеи.