Бьянка, благочестивая невеста
Шрифт:
— Ненавижу свою мать, — призналась Бьянка и почувствовала, как священник вздрогнул от ужаса.
— Но ведь она желает тебе только добра, — возразил он, собравшись с мыслями.
— Нет. Она хочет заставить снова выйти замуж и провести жизнь с нелюбимым человеком — так же, как пришлось ей самой. А я отказываюсь подчиниться ее требованиям. Хочу соединиться с тем, кого люблю.
— Говорят, твой избранник — иноверец, — в голосе священника послышалось осуждение.
— Для меня это обстоятельство ничего не значит. Мы любим друг друга. Но недавно он исчез, и мне не говорят,
— Позаботься лучше о своей бессмертной душе, дочь моя, — укоризненно посоветовал падре Бонамико. — Физическая любовь мимолетна и эфемерна, а любовь к Господу навеки пребудет с тобой.
— Но разве нельзя любить одновременно и Бога, и Амира? — растерянно спросила Бьянка.
— Физическая любовь имеет одну-единственную цель, дочь моя. Цель эта — рождение детей ради укрепления нашей веры. Ты не должна дарить детей этому неверному, потому что он не позволит им вырасти христианами. Тот, к кому влечет тебя грешная плоть, уже сейчас проклят и приговорен к адскому огню. Нет, лучше люби одного лишь Бога. А проявить эту любовь сможешь, подчинившись воле родителей. Они понимают, какую огромную жертву ты принесла своей семье, выйдя замуж за Себастиано Ровере, а потому в этот раз подыщут хорошего человека, способного с уважением относиться к супруге.
— Не выйду замуж ни за кого другого, кроме своего любимого, — убежденно повторила Бьянка. Поднялась с маленькой скамеечки, отодвинула тяжелый бархатный занавес исповедальни и вышла.
— Дочь моя, я еще не назначил тебе епитимью, — попытался остановить падре Бонамико.
— Я глубоко страдаю в разлуке с Амиром, — с горечью возразила Бьянка. — Это и есть мое наказание, святой отец; более тяжкое, чем все, что вы сможете мне назначить. — Она окликнула Агату и покинула церковь, где прежде всегда находила утешение. Но только не теперь.
Обе снова надвинули поглубже капюшоны и медленно направились к дому. Посреди площади к ним неожиданно бросилась большая собака с длинной золотистой шерстью. Бьянка изумленно замерла: узнать Дариуса не составляло труда, да и пес тут же принялся радостно лизать ей руку.
Она опустилась на колени и заглянула в преданные глаза.
— Дариус! Как ты сюда попал?
Принялась гладить пса и, случайно дотронувшись до ошейника, обнаружила записку — точно так же, как на пляже, в самом начале их с Амиром знакомства. Незаметно вытащила свернутый листок, спрятала в потайном кармане и встала.
— Возвращайся к хозяину.
Пес послушно побежал к небольшому скверу в дальнем конце площади. Куда именно он направился, понять не удалось. Собственно, какая разница?
— Пойдем скорее, не терпится прочитать письмо, — поторопила Бьянка горничную.
— Наверное, собаку привел Крикор, — шепотом заметила Агата. — Принц обязательно вышел бы на площадь и забрал вас с собой.
Вернувшись домой, Бьянка поспешила подняться в свою комнату. Агата тут же заперла дверь, а госпожа торопливо достала послание и развернула листок.
«Любимая, не волнуйся и ничего не бойся. Меня взяли в плен и заперли в Палаццо делла Синьориа, но обращаются хорошо. Собираются держать здесь до тех пор, пока не получат
Амир».
Бьянка беззвучно расплакалась.
— Он невредим, — пробормотала сквозь слезы. — Я так боялась, что они его убьют или будут пытать. К счастью, этого не случилось. — Она прижала листок к груди.
Агата подождала пару мгновений и протянула руку.
— Письмо надо немедленно сжечь, чтобы никто его не увидел. Нельзя рисковать. Если Медичи узнает, что принц нарушил запрет и связался с вами, то ужесточит плен.
— Дай прочитать еще разок, — попросила Бьянка и быстро пробежала письмо глазами. Отдала листок служанке, а та несколько раз его свернула и спрятала в карман.
— Отнесу в кухню: там огонь жарче.
— Я вдруг проголодалась, — сообщила госпожа. — Принеси, пожалуйста, пасты с оливковым маслом и сыром.
Агата улыбнулась.
— Сейчас же скажу поварихе, она будет счастлива.
Горничная поспешила на кухню, чтобы исполнить просьбу, и пока повариха радостно причитала и суетилась возле плиты, незаметно бросила бумажку в огонь.
Бьянка по-прежнему отказывалась разговаривать с матерью; Орианну неприязнь дочери выводила из себя. Еще никто никогда не относился к ней так враждебно, и она не привыкла к подобному обращению. Синьора Пьетро д’Анджело не догадывалась, что упрямство и силу характера девочка унаследовала от нее. Одно радовало: Бьянка хотя бы начала есть. Кожа утратила землистый оттенок, а волосы снова заблестели.
Торговец шелком тоже заметил в дочери перемену к лучшему и решил как можно скорее отправить ее к деду в Венецию, где уже жила Франческа. Возможно, вдали от матери настроение у Бьянки немного улучшится.
Синьор Пьетро д’Анджело ни разу в жизни не видел жену, с ее железной волей, на грани срыва, но сейчас старшая дочь заметно одерживала верх. К своему стыду, Джованни восхищался упорством Бьянки, хотя вслух ни за что бы в этом не признался. На любые слова Орианны девочка отвечала одно:
— Куда бы ты меня ни спрятала, Амир все равно найдет и увезет.
Простые слова изводили мать, и она начинала кричать от отчаяния, а отец, слыша их в очередной раз, уже с трудом сдерживал смех, чем еще больше раздражал супругу. Торговец шелком попытался урезонить дочь, однако Бьянка лишь пожала плечами и слегка улыбнулась, будто поняла, что мысленно отец на ее стороне.
— Почему она возненавидела меня, а не тебя? — с гневом налетела на мужа Орианна. — Ведь это ты выдал ее за Ровере, в то время как я защищала, сколько могла. Как только услышала об издевательствах, немедленно увезла и спрятала, а потом уговорила отца вмешаться в дело о разводе. И все же она меня ненавидит. Меня!