Бычки в томате
Шрифт:
— Разумеется, даже представить себе не могу, как бы это выглядело, не сожги я весь сушняк… А так, во всяком случае, хоть ходить можно, и есть на что посмотреть.
— Поняла, это ты вставляешь, чтобы они не поняли, о чем речь. Я пока не въезжаю, но мне это запомнить?
— С какой радости?
— Не знаю. А как ты думаешь, когда я приеду, он снова набросится? Это у него постоянный рефлекс?
— Понятия не имею, но предчувствия у меня дурные.
— Может, мне как-нибудь тайком пробраться, чтобы не через главный вход? Через сад
— Надо подумать. Я, пожалуй, почищу дорожку от этих колючек…
— Поняла, ты не о колючках говоришь. Вот черт, эта зараза дирижер уже ногами сучит, мне пора…
— Правильно понимаешь ситуацию. Привет Вернеру! — Я повесила трубку, тихо надеясь, что мне удалось провести разговор без особых накладок. — Всем большой привет от Мажены! — громко заявила я, почти перекрыв очередное вымеем Олафа. — От Вернера скорее всего тоже, хотя он был плотно окружен фанатками, и антракт уже кончился.
Алиция перегнала весь табун гостей в салон и от отчаяния подала на десерт кофе по-ирландски, поскупившись на виски. Пан Вацлав, оставив на время литературные изыскания и ксендза Кордецкого, начал паразитировать на теме фанаток, шутливо преувеличивая упоение Вернера мирской славой, но, не встретив у аудитории одобрения, скоренько переключился на театральные декорации, а с них на стильную мебель. С какого боку тут была мебель, я не вникала и, уже по привычке, перестала его слушать. Эльжбета замолкла окончательно и бесповоротно, жестокий Олаф измывался над Юлией, требуя подробного перевода, а Алиция помогала ей редко и весьма неохотно. Я больше не в силах была терпеть такое безобразие.
— Ты, наверное, кофе хочешь? — спросила я многозначительно Алицию.
— Дурацкий вопрос — Подруга, как всегда, не стала бравировать вежливостью.
— Тогда я и чаю заварю на всякий случай.
Я согласна была отправиться на любую каторгу, хоть бы даже собственноручно мыть посуду, хоть копать картошку, лишь бы не сносить покорно эту гнетущую застольную бодягу. Я подала напитки и вернулась на кухню, имитируя хлопоты по хозяйству, на что Алиция, конечно, не клюнула. И правильно, тогда я воспользовалась случаем и оккупировала ванную. И не подумаю менять свои привычки из-за какого-то брандахлыста: как мылась по вечерам, так и впредь буду поступать!
Жалкие остатки совести заставили меня убрать со стола и даже сунуть часть тарелок в освободившуюся перед обедом посудомоечную машину. Все эти труды праведные заняли в общей сложности минут двадцать, после чего я появилась в салоне в наряде как нельзя более вечернем. На мне были ночные тапочки, банный халат Алиции, желтый с коричневыми звездочками, и моя собственная голубая ночнушка на полметра длиннее халата. С одной стороны, я, несомненно, являла собой очень своевременную иллюстрацию к излияниям пана Вацлава об абстракционизме в искусстве, а с другой — тонко намекала своим костюмом, что пора заканчивать веселенький вечерок и готовиться ко сну.
Намек был собравшимися
— Я этого больше не вынесу, — вполголоса сказала Алиция, выйдя на терраску утром на следующий день. — Это ты гениально сообразила с мытьем, а то я уже подумывала, не поджечь ли собственный дом, чтобы как-то нейтрализовать этого трепача. Почему я не держу злых собак?
— Потому что они ломают цветочки и портят сад, — напомнила я. — Никогда еще не видела тебя в таком состоянии.
— Я себя тоже. Я всю голову сломала, откуда это наваждение берется? От Юлии, что ли? Вот если бы она была здоровой и полной сил… Так ведь нет, она же инвалидка.
— И весьма интенсивно молчит. А насколько я поняла Ханю, с челюстью у нее полный порядок, и речь не нарушена, — язвительно подхватила я тему, так как упорное молчание Юлии начало мне казаться просто ненормальным. — А вдруг это результат стресса после аварии? Надо бы спросить Эльжбету, что она об этом думает.
— Эльжбета к первой дойке без особой необходимости не встает. Давай где-нибудь сядем, только не на виду.
С этим проблем не было. В глубине сада под яблоней стояли белый железный столик и три таких же стула, практичные и, несомненно, гораздо более удобные, нежели кресла на террасе. Алиция пользовалась ими так редко, что забыла о них вовсе, возможно потому, что за кофе оттуда приходилось бегать значительно дальше, чем с террасы. Но место было замечательное. Рядом цвел белыми цветочками огромный куст, который сливался с белизной металлической мебели и делал ее практически не видимой из дома. Зато дом оттуда просматривался прекрасно. Я поклялась, что в случае необходимости сама пойду за горячительными напитками, а если потребуется, то и за Маженой, которая ведь пообещала явиться чуть свет.
Алиция продолжала терзаться размышлениями о своих гостях.
— Интересно, они хоть собираются осмотреть окрестности? Не тащились же они в Данию, чтобы увидеть исключительно мой дом!
— Сомневаюсь. Я бы не рассчитывала. Разве что им предложат отвезти и все показать. Сами — ни за что.
— Почему?
— Так мне кажется. Она — недолеченная, а он — жмот.
— А при чем тут это? Могут поехать на машине.
— Я же говорю, жмот, а за бензин платить надо.
— Откуда ты знаешь?
— Ты, конечно, про жмотство, а не про бензин? Откуда я про бензин знаю, догадаться не трудно. А ты смотри сама, разве эти Буцкие тебе из Польши что-нибудь привезли? Могли бы хоть паршивую бутылку водки всучить хозяйке из принципа, так нет же, только жрать горазды! Быть такого не может, чтобы Ханя со Збышеком им не говорили, какая тут дороговизна и какая разница в ценах по сравнению с нами. В конце концов, элементарная вежливость требует…
— Мои гости не должны…
— Не тупи. Достаточно любой мелочи, простенького сувенира. Сигареты, к примеру. Ведь сами они не курят.