Бычки в томате
Шрифт:
Алицию и Мажену по распоряжению аспиранта Гравсена специально пригласили присутствовать в качестве свидетелей при обыске. Разумеется, мы все ломанулись следом, тактично давясь в дверях. Аспирант с помощником действовали крайне аккуратно, ничего вверх дном не переворачивали. Сначала сделали фотографии, затем внимательно все осмотрели, открыв одну-единственную дверцу шкафа под застекленными полками с книгами. Там обнаружилось несколько книг и множество электроудлинителей и переходников, а также елочная гирлянда. Сомнительно,
Мы озирались по сторонам не менее внимательно, нежели полиция. Комнату мы оставили в образцовом порядке: кровать застелена, покрыта одеялами, под которыми было постельное белье и больше ничего. И белье, и одеяла являлись собственностью Алиции. И никакой одежонки, ни тряпки, ни косметики, ни смятой бумажки, не осталось ничего, что указывало бы на многодневное присутствие в этой комнате Юлии Варбель. Кроме одного-единственного предмета. На который все мы в конце концов уставились и уже не могли оторвать взгляда.
На подоконнике, тесно заставленном цветами в горшках, находился предмет явно здесь посторонний и оттого столь заметный: консервная банка, в отличном состоянии, без каких бы то ни было признаков вскрытия. Знакомая этикетка сразу бросалась в глаза.
— «Бычки в томате», — зловещим шепотом прочитала Мажена.
— Если я не ошибаюсь, это единственная вещь, которая мне не принадлежит, — с непередаваемым сарказмом в голосе заявила Алиция, указывая на банку пальцем — Действительно, «Бычки в томате». Думаете, это она в качестве платы за проживание оставила?
— То-то Мариан обрадуется…
— Он же говорил, что эти консервы ему не понравились.
— Во всяком случае, мне это не нужно. Пусть датчане себе забирают.
Полицейские чины прислушались к пожеланию хозяйки. В перчатках, но все равно, касаясь не руками, а большим пинцетом, они спихнули банку с подоконника в специальный целлофановый мешочек. Во время этой процедуры оба выглядели такими довольными, словно всю жизнь мечтали об этих бычках и собирались ими полакомиться.
Аспирант Гравсен еще раз убедился, что это единственное, что осталось от гостей, одного живого, а другого мертвого. Констатировал, что подозрения насчет пани Варбель подтвердились, и она скорее всего скрылась, бросив дорогого покойника на произволение судьбы и польского посольства. При этом он выразил чрезвычайное удивление, как могло случиться, что никто из нас не заметил ее приготовлений к отъезду. Ведь она должна была выносить свой багаж. Неужели этого никто не видел?
— Я видела, — пришлось мне признаться по окончании перевода.
Моих слов переводить аспиранту не потребовалось, он и так догадался и попросил кое-что уточнить.
Теперь синхрон обеспечивала Алиция.
— Это было тогда, когда Юлия занималась в саду своей акробатикой… Сдурела, что ли, мы же решили
— Договорились не доносить и о висюльке на браслете. Как Юлия им над столом помахивала!
— Даю гарантию, что о висюльке Мариан им сообщил, — вмешалась Магда. — Так что уже нет смысла играть в благородство.
— Скажи, что это была лечебная гимнастика, — подсказала я подруге.
— Лечебной гимнастикой, — послушно повторила Алиция, очень всем этим недовольная. — Ты давай думай, что говоришь… Она была уверена, что дома никого нет, так как меня не видела. А я, наоборот, видела, как она вынесла чемодан и большую спортивную сумку. Они с этими вещами приехали… Откуда ты знаешь?
— Я же как раз застала их приезд. Стояла и смотрела!
— А… Ну, ладно… Она оглядывалась и проверяла, не возвращается ли кто в машине. А вообще она могла вещи выносить понемногу каждый день, а последние забрала в большом рекламном пакете, якобы с одеждой покойного. Конец показаний… Этого переводить не надо, чего ему голову морочить автотентом!
— А если еще потребует?
— Что видела, то видела, больше все равно не рожу.
Аспирант Гравсен больше ничего и не требовал. Пока Алиция переводила, он сосредоточенно кивал, после чего поинтересовался, не возникнут ли у нас претензии в отношении бычков, если они пострадают в процессе лабораторных исследований? Мы проявили совершенную черствость к их страданиям и единодушно согласились даже на полное уничтожение банки, заявив, что будем только счастливы, если уже никогда ничего подобного в жизни не увидим.
Сыщики поблагодарили нас за сотрудничество, забрали свой единственный трофей и удалились, немного оглушенные эмоциональным прощанием, которое мы им закатили. Алиция даже пригласила их заглянуть как-нибудь на огонек.
Некоторое время на дорожке, ведущей к калитке, царило молчание. Затем Магда издала восторженный писк и прошлась таким колесом, что куда там циркачке Юлии.
— Сампан! — напомнил нам ожидавший в дверях Олаф. — Водка, садко, есть, плюх, сампан! Лук?
Последний призыв заставил нас всех ринуться в дом.
Вопреки утверждениям, что избыток эмоций вредит пищеварению, обед прошел на ура. Десерт из печенки сдал экзамен на отлично, и было ее как раз столько, сколько надо по той простой причине, что сковородка не безразмерная. Итак, печенка не смогла перехватить инициативу у курьих ножек, а тем более у шампанского, которое на польском столе всегда вне конкуренции.
Под влиянием всеобщего душевного подъема и энтузиазма Алиция позволила себе расслабиться и без малейшего сопротивления разрешила нам вынуть из холодильника и морозилок все, что под руку попало, ради размещения там шампанского. Тем более что и так было ясно, что оно там не залежится.