Bye-bye, baby!..
Шрифт:
Жаль. Особенно жаль несостоявшейся судьбы арабского шейха.
Но и двухкомнатная квартира в наследство – совсем неплохо, чего Бога-то гневить?
Среди журналов доминируют сугубо технические раритеты: «Наука и жизнь», «Техника – молодежи», «Спутник радиолюбителя».
Все журналы – двадцатилетней давности; стоит только подержать их в руках, как пальцы покрываются серым налетом. А еще затхлый запах, который забивается в ноздри и мешает дышать – все, хватит.
Лавочка закрыта.
– Пункт приема вторсырья временно не работает, – сказала я Домино.
Все эти полчаса он наблюдал за
Чтобы согнать кота с альбома, мне потребовались некоторые усилия.
«АНРИ МАТИСС В МУЗЕЯХ СССР» – значилось на потерявшей товарный вид обложке.
Анри Матисс не имел никаких точек соприкосновения с «Техникой – молодежи» и – по мне – был самым настоящим мазилой, а не художником. Но даже такой мазила много лучше, чем гельминтозы и миокард.
Оптимистичнее.
А вчера вечером я даже видела этого мошенника от живописи у Картье-Брессона: за пару страниц до «MADRID. 1933». На фотографии был изображен весьма почтенный дедок, похожий на Санта-Клауса и Ходжу Насреддина одновременно. Дедок восседал в ориентальном интерьере, в окружении птичьих клеток и голубей. Одного голубя он держал в руках.
– Твой любимый живописец? – Я на коленях подползла к Домино и легонько щелкнула его по носу.
«May!» – почему нет, лапуля? Я считаю фовизм одним из самых ярких направлений в искусстве. А тебе стоило бы хорошенько подумать, прежде чем демонстрировать свое невежество.
Я почувствовала себя уязвленной.
– Ладно, не трону я твоего Матисса. Сиди на нем сколько хочешь.
Оставив Домино в компании мазилы, я вынесла мешок к контейнерам на заднем дворе. Мусорный десант был незапланированным и отвлек меня от дел, которыми я вплотную собиралась заняться вечером. Что я должна сделать?
Ага, сфотографировать Домино на цифровик, забытый И.И. Комашко после нашей единственной совместной поездки в Финляндию (Мухос ничуть не меньшая дыра, чем Кюминкоски). Я должна сфотать кота, перегнать снимки в компьютер и отправить их Jay-Jay.
Jay-Jay не останется равнодушным к коту, я знаю это точно.
Вернувшись в квартиру, я застала Домино на том же месте, что и оставила. Обаятельнейший лысый кот на художественном альбоме – лучшей мизансцены для фотографии не придумаешь! Все будет в духе Картье-Брессона. Главное, чтобы кот не покинул насиженное место, не ушел за то время, что я буду искать фотоаппарат, где, кстати, я видела его в последний раз? В прихожей, в ящике с инструментами.
Через пять минут фотик был найден и приведен в боевую готовность, после чего я на цыпочках вошла в кабинет.
Домино не сдвинулся с Матисса ни на миллиметр.
– …Улыбнись, – сказала я ушастому и наставила на него объектив. – Улыбнись, малыш, сейчас вылетит
– May!..
Кот показал себя прекрасным натурщиком. Самым лучшим на свете, самым терпеливым. Все супермодели мира меркли перед пятнистым канадцем, перед его естественностью и грацией.
Я так увлеклась происходящим, что опомнилась лишь тогда, когда в окошке фотоаппарата возникла надпись: «Память заполнена».
«Заполнена» – вот задница! А я только-только собиралась присоединиться к Домино, увековечить наш с ним союз. Чтобы Jay-Jay оценил по достоинству не только кота, но и меня. Я уже готова была стереть несколько снимков, чтобы на карточке хватило места для Элины-Августы-Магдалены-Флоранс, и вдруг подумала: а так ли тебе это надо, лапуля?
Совсем не надо.
…Смутные сомнения терзали меня еще на подступах к оргтехнике: что, если повторится вчерашняя история и Интернет снова покажет мне кукиш? Попробовать все же стоит. Но сначала я загоню фотографии в компьютер, отсортирую их и выберу несколько – самых ярких и самых забавных.
Выбрать фотографии оказалось непросто: из более чем сотни под категорию «яркие и забавные» подходили все:
Домино улыбается
Домино морщит лоб
Домино зевает
Домино вылизывает пятна на боку
Домино протягивает лапу к объективу
Домино сворачивает хвост в колечко
Домино сосредоточенно изучает надпись на обложке.
Была даже фотография, где Домино показывал объективу кончик языка.
Я просидела над снимками не меньше часа и так измучилась проблемой выбора, что в какой-то момент мне стало казаться: с фотоизображениями Домино не все в порядке. И они вовсе не такие простодушные и умилительные, какими кажутся на первый взгляд.
Хотя за час в них ровным счетом ничего не изменилось – кот оставался небесным созданием. Но при этом возникло странное ощущение, что он что-то скрывает, о чем-то недоговаривает, прикидывается шлангом. «Хотите видеть меня самым обыкновенным домашним питомцем? На здоровье, – как будто говорила физиономия Домино. – И это лучшее, что вы можете сделать – для себя и для меня».
Не буди лихо, пока тихо.
Раскосые миндалевидные глаза не могут меня обмануть: оставаясь кошачьими, они тем не менее все больше и больше смахивают на глаза людей, чьи снимки я иногда вижу в богато изданных каталогах «Преступления века», а еще – «Гангстеры и бутлегеры», а еще – «Самые известные серийные убийцы»; ни одну из этих книг мне, по финансовым соображениям, не потянуть, остается млеть от страха у прилавка. Впрочем, серийных убийц я отбросила бы сразу: самые известные из них – настоящие простофили. Просто потому, что дали себя изловить.
Гангстеры и бутлегеры нравятся мне больше: совершенные ими преступления не такие гадкие, хотя и сопряжены с кровопусканием.
Как гангстер Домино был бы неотразим.
Уж не боюсь ли я нежно-абрикосового красавчика с серыми пятнами? Вот уж нисколько! При всей своей необычности он остается котом, полностью зависящим от человека – хотя бы с точки зрения пищи и воды; ведь кран ему не открыть, а холодильник тем более. Дерьмо за котом тоже убираю я. Но дело не в дерьме, а в том, что мы отлично ладим. И в том, что я от него без ума и он, похоже, привязался ко мне.