Былины сего времени
Шрифт:
– Ты неправ, сын мой! – рявкнул отец Онуфрий, шарахая Всегнева по лбу крестом.
Крест у архиерея был тяжелешенек. Волхв Даждьбога даже пошатнулся, словно прилетело ему не святым символом, а разбойничьим кистеньком.
Однако мигом спустя он отвесил сдачи посохом. Отец Онуфрий потер ушибленное плечо и вцепился Всегневу в бороду. Тот вцепился в ответ. С воплями и матюками святые старцы принялись дубасить и плеваться друг в друга.
– Может, разнять их, княже? – обеспокоенно пробасил Самсон.
– Это зачем еще? – хмыкнул Глеб. – Как
Чашник услужливо все подал. Откусив кусок свежеиспеченного хлеба и отхлебнув хмельного, князь прочавкал:
– Ща наглядно увидим, чья вера сильнее!
Дружинники тоже оживились, стали передавать из рук в руки медяки и даже сребреники. Воевода Самсон, опустив очи долу, тоже побился с кем-то об заклад, поставив целых пять кун на архиерея.
Хотя в целом ставили на старцев поровну. Росту они были примерно единого. Оба саженные, крепкие, похожие на древние кряжистые дубы. Отец Онуфрий в младости ходил среди лучших кметов молодшей дружины, немало помахал и брадвой, и сабелькой. Да вишь, не задержался надолго – услышал глас Божий, рясу надел, архиереем стал. Ан в сече и сейчас бывает – вон, с Кащеевой татарвой не так давно бился, ухо потерял даже.
О Всегневе Радонежиче же здесь никто толком ничего не знал – бог весть, откуда он такой взялся. Но выглядел лесной отшельник грозно, устрашительно. Космат, боровист, в глазах огнь суровый, в руках посох узловатый. Слухи о нем ходили поучительные.
Крик и брань поднялись до небес. Святые старцы колошматили друг друга до синячищ, до искр из глаз. Черная ряса и белая рубаха обагрились кровью, морщинистые лица избороздились фингалами. Солнце уж высоко поднялось, а верх все никто не брал.
– Может, все-таки разнимем? – тихо предложил Бречислав. – Еще убьют друг друга, чего доброго…
– Ладно, растащите их, – пробурчал Глеб, дожевывая калач.
Сделать это оказалось не так-то просто. Гридни схватили старцев за плечи, потянули, но те упорно не желали прекращать распрю, отчаянно плевались и кусались. Слишком сильно наваливаться дружинные опасались – все ж не холопы на ярмарке подрались.
– Всегнев Радонежич!.. Онуфрий Меркурич!.. – попытался влезть между ними Бречислав. – Ну что же вы творите-то, а?! Что у вас вечно за усобицы ретивые, словно у детей малых?! Князя позорите! Тиборск позорите! Сами себя позорите!
Кто-то из гридней окатил стариков ведром воды. Студеной, только из проруби. Дрожащие и мокрые, архиерей с волхвом слегка охолонули, руками махать перестали, но бранью сыпали с прежним пылом.
– И все равно будущее за нами! – орал отец Онуфрий. – А вы в прошлом! В прошлом!
– Ничо, это временно! – верещал Всегнев. – Народ еще одумается, еще вернется к старым богам!
– Не вернется! Никогда не вернется!
– Обязательно вернется!
– Разве что если сдуреет вконец!
– Сам дурак!
Глава 6
Холодная выдалась ночь, промозглая.
– Вот это я окоченел!..
– Еще б ты не окоченел… – хмыкнул Яромир, кувыркаясь через голову. – Зима началась…
Сегодня первый день студня. Ох и верное же название! Месяц это и в самом деле студеный, до костей пробирает. Хуже разве только трескун-лютовей – недаром его еще волчьим месяцем кличут.
Иван с Яромиром уже два дни двигались на полудень. Обогнули Ильмень-озеро, миновали Торопец, пересекли Двину-реку, и теперь поспешали к Смоленску. Здесь земли приграничные – к закату и полуночи Полоцкое княжество, а к восходу и полудню – уже Смоленское. За ним Черниговское будет, а там и до Киева рукой подать.
Место для ночлега Яромир выбрал жутенькое, неуютное. Приметный холм у перекрестка дорог – словно шапку кто бросил. Окружен двумя кольцами валов – низким по-наружу, и высоким по-внутри. Между кольцами видны еще старые кострища, а на самой макушке холма – каменные идолы.
– Это мы куда приехали? – поежился Иван. – Зачем? Что нам тут?
– Внутри – капище, снаружи – требище, – мотнул головой Яромир. – Это, Ванька, считай что храм. Старым богам. Их таких мало сохранилось – где еще капи целы.
– Не особо-то они и целы… – прищурился Иван, разглядывая белеющих во тьме истуканов. – А это кто такие? Чьи идолы?
– Вон тот, самый целый – Хорс-Даждьбог, – указал Яромир. – Лунный и солнечный в одном лице. С волосищами который – Велес. С выдолбленным ликом – Стрибог. Разваленный в кусочки – Семаргл. Баба в шапке – Мокошь. Другая баба, с большими титьками – Лада. А в самом центре – Перун.
– У-у, беси пучеглазые… – проворчал Иван. – А мы чего тут? Тут живет кто?
– Никто тут уже давно не живет, – вздохнул Яромир. – Да и не жил никогда. Это ж капище, а не подворье. Раньше приходили, требы служили, жертвы приносили. Давно. Я когда еще молодой был, тут два волхва подвизались. Тогда идолы еще все целые были, да и народ почаще являлся. В то время некоторые еще следовали старым богам… А теперь вот…
– А куда эти волхвы делись?
– Да померли давно. Полвека ж миновало, а они в ту пору уже старые были. А к нынешним временам волхвов и не осталось почти. Вон, Филин… старик Всегнев остался. Может, он вообще последний из настоящих… знающих…
– Тогда чего мы тут? – в третий раз уже повторил Иван.
– Переночуем, – рассеянно ответил Яромир, рассматривая высокий дубовый столб у ведущей кверху тропки. – Место тут хорошее, благое. И с человеком одним свидимся.
– Это с кем? Волхвом, что ли?
– Нет, не волхвом. Из ваших он, из христиан. Но человек хороший, не сомневайся. Он уж месяц как в Тиборск должен был явиться, да вот, запаздывает что-то… Я Бречиславу обещал его встретить, да поторопить.
Иван огляделся – округ на полверсты не было ни души. Еще дальше все тонуло в снежно-дождяной мгле.