Быстрее империй
Шрифт:
— Я как-то пробовал московское вино, — возразил Лёшка. — Думаешь, виноградники возделывают на Воробьёвых горах?
— Скорее бодяжат в гаражах, — кивнул я. — Вернее будут бодяжить. Нет, я пил именно местное вино. Канадское. какой смысл им обманывать?
— Но ты в курсе, что у нас на дворе Малый ледниковый период? И ягода, чей перебродивший сок ты пил через двести лет, сегодня может даже не вызреть.
Я помотал головой.
— Над Канадой небо синее, что-то там, дожди косые… — пропел Лёшка и отправился гулять по кораблю.
Кое-кто из коряков проводил его недовольным взглядом. Я бы даже сказал
Мы же просто болтали о том, о сём, иногда спорили, успев за две недели плавания несколько раз поругаться и помириться вновь. Нас объединяла тайна происхождения и общее знание, и только вдвоём мы могли отбросить осторожность в аналогиях, исторических примерах, словах и терминах.
В воде плескалась крупная рыба, тюлени, за теми и другими охотились касатки. Моряки утверждали, что видели на берегу медведей, оленей, людей…
Индейцы встретили корабли настороженно. Они ещё не встречали столь крупных судов, тем более кораблей с высокими мачтами и парусами. Хотя их собственные лодки — длинные каноэ с задранным носом — запросто вмещали по две дюжины человек. Туземцы приближались на безопасное (как они полагали) расстояние, кричали то ли приветствие, то ли предостережение, а затем сопровождали флотилию до тех пор, пока она не входила в «территориальные воды» соседнего племени или общины. Там эскорт менялся и всё повторялось.
Зверобои недоверчиво посматривали на разукрашенные угловатыми рисунками и орнаментами лодки аборигенов. Следуя строгим приказам, они приветливо махали хозяевам акватории, но каждый держал наготове оружие.
— Думаешь, удастся избежать драки? — спросил Тропинин.
— Надеюсь, — кивнул я. — И у моей надежды есть основание. Индейцы нутка обогатили мировую культуру словом «потлач», хотя возможно это были тлинкиты или салиши, я не вполне уверен. Но в любом случае какое-то из местных племен. Слово, как и понятие, которое оно означает, должно быть известно за пределами какого-то одного племени. Во всяком случае эта практика была распространена на всем побережье. Пока её не запретили белые, посчитав излишне расточительной.
Я вдохнул чистый воздух полной грудью.
— И если честно, — добавил я. — Это единственное известное мне местное слово. Но уж его-то я собираюсь использовать на полную катушку.
— Потлач? — попытался вспомнить Лёшка. — Постой, это пьянка что ли?
— Грубо говоря, да, но не совсем. Скорее классическая «материализация духов и раздача слонов», сдобренная хорошей пирушкой. Через что я и надеюсь подобрать ключ к сердцам аборигенов.
— Через огненную воду или подарки? — ухмыльнулся Тропинин.
— Это не просто подарки. Это как бы верительные грамоты. Инвестиции в дружбу.
Единственное, что меня тревожило, это источник знаний. О потлаче мне рассказывал укурившийся травы хиппи, и что в его словах было правдой, что вымыслом, а что было навеяно дурью предстояло узнать на практике.
— Не попробуем, не узнаем, — произнес я вслух.
Окунев покосился на нас, но смолчал. Иногда мы с Тропининым забывались и говорили слишком откровенно, используя словечки, так сказать, не от мира сего. За долгие годы дружбы капитан уже привык к моим вывихам, но теперь, когда я нашёл собеседника, проколы участились и он всё чаще пожимал плечами.
Тем временем одна из лодок пошла на сближение. Приметив в ней индейца, одетого богаче прочих, я приказал капитану притормозить. Паруса убрали, дав флотилии отмашку белой тряпкой, чтобы продолжала путь. Несколько коряков во главе с Чижом на всякий случай засели с мушкетами на крыше казёнки. Их дружный залп мог превратить в фарш абордажную команду, вздумай дикари напасть. Можно было и на марс посадить кого-нибудь с фальконетом, но шкипер опасался за целостность рангоута после отдачи.
К счастью обошлось без стрельбы. Лодка подошла к борту, гребцы уровняли скорость, а вождь, если это был вождь, что-то прокричал нам.
— Не очень он похож на Гойко Митича, — заметил я.
И правда. Внешностью индейцы мало походили на киношных собратьев, к каким я привык. Скорее напоминали коряков или якутов, а то и вовсе монголов. Отмой такого от краски, сними перья, поставь среди азиатских моих друзей, и я вряд ли разыщу американца.
Поскольку архипелаг Александра пришлось пропустить, мы не обзавелись очередным толмачом, которого я планировал найти уже среди обитателей Ситки. А из кадьякских эскимосов никто не знал этой страны, а значит и не понимал местного диалекта. В будущем я рассчитывал использовать для переговоров язык тлинкитов, они наверняка добирались сюда, а пока свесился за борт и громко произнёс единственное известное мне местное слово.
— Потлач!
Затем, указав на солнце, изобразил дугу до горизонта на западе. И растопырил обе ладони.
— Потлач! — повторил я, раздвинув руки, словно хвастал размерами пойманной рыбы.
— Потлач! — я указал рукой на юг и добавил: — Саанич. Сааниш.
Не знаю, поняли ли меня индейцы, я бы на их месте точно не понял. Но вождь, пробормотал что-то в ответ, рявкнул на гребцов и лодка отвалила от борта. Возможно он просто заметил кучу вооруженных людей и решил отступить.
— Ты, походу, вспомнил второе слово? — подковырнул Тропинин. — Если дело пойдёт так и дальше, к началу пирушки ты станешь сносно болтать по-ихнему.
— Я не уверен, что это слово из их лексикона и не знаю, как оно звучит правильно. На карте так обозначен полуостров, к которому мы идём. Самый кончик Ванкувера. Возможно, название местное, возможно его придумали британцы или испанцы. Англичане вообще предпочитали называть любой камень именем какого-нибудь лорда. Одна надежда, что лордов в Британии меньше чем камней в Америке.
— Вроде бы не очень похоже на имя, — сказал Тропинин. — С другой стороны, Сэндвич, Саанич, не велика разница.