Быстроногий олень. Книга 1
Шрифт:
Ковалев находился в рубке вместе со старшиной катера Васильевым.
— Не затерло бы, Сергей Яковлевич, — тревожно оглянулся на секретаря Васильев.
— Я и сам думаю, — отозвался Ковалев. — Пожалуй, надо повернуть назад.
— Да, если затрет, директор торгбазы живьем меня съест! — сказал старшина, поворачивая катер.
Ветер крепчал. В море до самого горизонта, где клубились черные снеговые тучи, виднелись льды. Катеру все труднее и труднее было выбирать путь. Старшина Васильев невольно вел его все дальше в море, где льды были реже. «Далеко забрались, — тревожно думал он, — и несет все дальше и дальше».
Начинало темнеть. Льды все чаще
— Видишь большую льдину? — обратился он к Васильеву. — Входи в ее развилок, иначе раздавим катер.
— Значит, дрейфовать? — испуганно спросил старшина.
— Значит, дрейфовать!
Ковалев сказал это так спокойно, что Васильев не без удивления пристально посмотрел ему в лицо и повел катер в развилину громадной льдины. Выход закрыло второй льдиной. Катер очутился как бы в небольшой озерце.
— Если льдину раздавит — несдобровать нам, — заметил Васильев.
— Берега пологие, на лед вытеснит, — не вынимая трубки изо рта, ответил Ковалев.
— А вы, Сергей Яковлевич, случайно старшиной на катере не работали? — улыбнулся Васильев. В присутствии этого человека он чувствовал себя совершенно спокойно, хотя прекрасно понимал, что опасность велика. Ковалев посмотрел на его веснушчатое лицо и, улыбнувшись, ответил:
— Нет, не работал. Но ты учти, что я уже пятнадцать лет на Чукотке живу.
— А-а-а! Ну, тогда, конечно… — понимающе протянул Васильев, доставая из кармана кисет.
— Возможен заход в Кэрвук! — повторил вслух Сергей Яковлевич и так стиснул трубку, что заныли зубы. Васильев и не подозревал, что творится в душе у секретаря.
Выкурив трубку, Ковалев незаметно для старшины набил вторую. «Не может быть, чтобы все это кончилось так нелепо, — пытался он успокоить себя. — Подует южный ветер, разгонит льды, и завтра утром мы вернемся в Кэрвук».
— В рубке дежурить станем по очереди, — сказал он Васильеву, — а пока я сойду вниз.
В кубрике Ковалев прилег на спальный мешок, закрыл глаза.
— Какая нелепость! При нормальных условиях сегодня к вечеру я уже мог бы из Якана вернуться в Кэрвук.
Перед взором его стояла Галина. Стройная, с тонким, нежным лицом, она смотрела на него серыми большими глазами. Ковалеву казалось, что никогда с такой силой не ощущал он, насколько любит жену. Вспомнилось первое знакомство, когда она была еще студенткой медицинского института; потом она стала его женой, родила дочь, а затем неожиданная разлука, когда ему снова пришлось вернуться на Чукотку по решению ЦК. Галина с дочерью должна была по окончании института к нему приехать, но… началась война…
— Нет, мы будем сегодня в Кэрвуке! — Сергей Яковлевич встал и направился в рубку.
Васильев внимательно посмотрел в лицо секретаря и подумал: «Наверное, беспокоится за катер, боится, что сам я не услежу».
Секретарь сел на банку, покрытую мешками.
— Послушай, Иван Васильевич, ты очень любишь свою жену? — вдруг обратился он к старшине. Васильев удивленно посмотрел на Ковалева, смутился и, наконец, ответил:
— Да как вам сказать, Сергей Яковлевич, будто бы и грыземся иногда, а вот сейчас сердце ноет о ней. А вдруг, не к худу пусть будет сказано, что-нибудь случится?.. Как она там с детишками останется? — Васильев окончательно справился со своим смущением и добавил: — Чего таиться — очень люблю… И ее и детишек!
«И ее и детишек!» — мысленно повторил Ковалев, и вдруг ему явственно представилось крошечное существо, с пухлыми
О, если бы можно было сейчас, в эту минуту, еще раз ответить ей. Он сказал бы такие слова… Он так стиснул бы ее руки! Он так прижал бы ее к своей груди! А он… Этот крошечный лебеденочек… был бы он сейчас здесь, с ним… Как бы нежно он поднял его на руки, с какой гордостью понес бы по земле… показать друзьям, соседям — людям!
В голове Ковалева, разгоряченной воображением, которое рисовало ему возможную встречу с женой, рождались все новые и новые картины прошлого. Щедрая фантазия его дополняла былые картины тем, что могло бы случиться сейчас, если бы он мог увидеть, увидеть жену и дочь вот в эту минуту.
Расстегнув «молнию» на меховой рубашке, Ковалев вышел из рубки, цепко охватил голыми руками обледенелые поручни на палубе катера.
Уже наступила ночь. Луна проглядывала меж мохнатых туч, беспорядочно, хаотически стремящихся неизвестно куда. Тусклые зеленоватые искры то вспыхивали в гранях льдов, то потухали снова. Горбатые и прямые, с острыми и тупыми верхушками, большие и маленькие, льдины, так же как и тучи в небе, двигались по морю неудержимой, несметной лавиной, сшибаясь друг с другом, уходя в черную пучину морской воды и снова с шумом вырываясь в самом неожиданном месте. Неумолчный ледяной стук, как будто это сталкивались кости, да короткие всплески воды наполняли ночь приглушенными звуками, и они тоже как бы придавлены были неимоверной тяжестью холодных мертвых глыб. Каскады фосфорических светлячков мелькали роями то там, то здесь, как только открывалась освобожденная ото льдов черная вода. На севере клубилась мгла, на юге горизонт очищался. В той стороне, где находился Кэрвук, когда проглядывала луна, смутно вырисовывались седые вершины сопок.
Повернувшись лицом к ветру, Ковалев наблюдал за движением бескрайного ледяного хаоса, уходящего куда-то во мглу. Но вот там, где небо очищалось от туч, его внимание приковала далекая звездочка, Крошечная и одинокая, она, казалось, сочувственно мигала ему, как бы желая сказать: «Понимаю, друг, как трудно тебе быть одному». Ковалев все смотрел и смотрел на эту звездочку, не чувствуя холодного мокрого ветра. И опять в воображении его вспыхивали былые картины, которые нестерпимо хотелось дополнить, а быть может, даже как-то исправить… Вот всплыло доброе, с мягкой задумчивой улыбкой лицо матери. Как живет она там, в своей сибирской деревушке? Поди, сейчас сидит у нее на коленях Леночка и спрашивает: «А какой он, мой лапа? Почему я не помню его? А куда уехала мама? Уехала на войну? А почему на войну надо ехать?» Бабушка горько улыбается, прижимает маленькую внучку к груди и тихим голосом рассказывает, какой у Леночки пала, почему уехала мама.