Быть невесткой
Шрифт:
— …подарки купили.
— Может, в субботу? Или вы на дачу поедете?
— Мы придём, когда скажешь.
— Суббота, — назначила я дату встречи на послезавтра.
Я бы приняла, если бы Вова съездил к своим родителям с Алёной, или, если бы он очень попросил, то нашла бы себе дела вне дома, чтобы он принял их у нас в квартире. Но свёкор решил, что они придут не к сыну и внучке, а ещё и ко мне.
Так тому и быть.
Я ожидала, что загорелые и соскучившиеся Бессоновы старшие будут довольными, и хотя бы до конца месяца обиды и конфликты не всплывут.
Воспитательные меры
— Твой папа мог ударить маму?
— Мою маму? Нет. Он не такой.
— Тогда как он её заставил?
— Почему сразу заставил? Мама поняла свою ошибку, всё осознала.
— Ты что-то знаешь?
— Помнишь, как он мне позвонил, потому что у вас с мамой вышел конфликт, и я ему перезвонить пообещал?
— Не помню, но допустим.
— Я подождал того, чтобы они добрались нормально, заселились, и чтобы папа оздоровиться успел, а не только нервничал. И позвонил ему и рассказал, что мама инсценировала похищение Алёнки.
— Тогда ты это так не воспринял, — ошалела я от того, как всё серьёзно прозвучало. Это ж настоящее преступление.
— Потому что это не так. Какой из мамы похититель? Она с Алёнкой без коляски даже вокруг дома пройтись не рискнёт. Я приврал, чтобы папа понял, как ты испугалась, и как это выглядело бы со стороны, вызови ты сразу полицию. Как он с ней пообщался, не знаю, я им больше не звонил. А когда папа сам позвонил, мы про беременность узнали, и я ему сказал…
— Ты рассказал про беременность?
— Он хотел с тобой поговорить, и чтобы мама извинилась, а я сказал, тебя не трогать, что ты ещё злишься.
— Значит, для них я злая, а не беременная, — сам собой напросился вывод.
Это обсуждение мы вели в субботний день. Закрыли дверь за Вовиными родителями, и я озвучила единственное пришедшее на ум предположение если не о рукоприкладстве, то хотя бы об угрозе его применения. А как иначе Вячеслав Викторович уговорил жену попросить у меня прощения?
Не буркнуть: «извини», а по всем правилам.
Алла Олеговна с виноватым видом объяснила, что приходила попрощаться, рассчитывая с коляской выгулять внучку перед разлукой, что умысла пугать меня у неё не было, что она не подумала, что я не замечу их с Алёной ухода и перепугаюсь. И закончила она свою речь просьбой простить и обещанием больше ничего подобного не совершать.
После Бессоновы старшие вручили нам два пакета подарков, зацеловали Алёнку и ушли.
Представить, что свекровь весь отпуск осознавала, как была неправа, мучилась совестью и добровольно покаялась передо мной, не выходило, вот я и пыталась понять, какими воспитательными мерами её муж мог на неё воздействовать для такого фантастического результата.
— Тебе тоже было неловко? Я злорадства не почувствовала.
— А ты собиралась злорадствовать? — спросил Вовка.
— Я у тебя злая, мне по должности положено.
— Папа маму точно не бил, мог только накричать. Ты её простила? Тебе полегчало?
— У меня выбора нет. Простила.
Следующий месяц пролетел быстро и мирно.
Свёкры
Ещё по разу мы в гости на ужин к друг другу сходили. Таким образом, включая визит с признанием вины, виделись трижды и разговаривали об их отдыхе, родственниках из Геленджика, которые приглашают нас приехать следующим летом, об огороде, консервации грибов по новому рецепту и садике.
Наверняка, у педагога на пенсии были свои замечания и нравоучения по поводу приучения внучки к детскому саду, но Алла Олеговна держала их при себе. То есть мы обсуждали, как Алёне даётся адаптация, как она встаёт и с каким настроением возвращается домой, и свекровь проявляла живой интерес, но всё было тактично.
Тактично и вежливо.
И можно было бы счесть это подозрительным и начать ощущать напряжение, ожидая конца дружелюбного периода, за которым обязательно последует какая-нибудь подлянка, но я не могла себе такого позволить.
Моему немолодому организму хватало стрессов из-за беременности, ещё и психологически себя раскачивать было нельзя. Каких-то серьёзных проблем анализы не выявили, всё было чуть хуже, чем в первую беременность, но я твёрдо стояла на ногах, не чувствовала головокружений и справлялась с домашними делами. Разве что по утрам начала немного тормозить. К десяти я была бодрячком, но вот первые утренние часы стала медлительной. Причём заметили это муж и дочь. Пока они мне на это не указали, я не замечала, что подолгу стою у холодильника, вспоминая, что хотела взять, отключаюсь от разговора, забывая, что у меня спрашивают, и пару раз могла выйти из дома в халате или тапках, если бы одетая Алёнка не указывала мне на это.
Я приучила её, что мы вместе умываемся, чистим зубки, потом занимаемся волосами, одеваемся и идём. Так вот в ванной действия были автоматическими, и расчёсывала и собирала ей и себе волосы я в том же режиме, а вот дальше проявлялась моя заторможенность. Я помогала одеться дочке и шла к двери, забывая о себе.
Но в серьёзную проблему это не переросло, потому что заметивший, что мне утром нужно больше времени, Вова вызвался отвозить Алёну в садик перед работой.
И всё. Знание, что не нужно никуда идти, подействовало лекарством, теперь мне не приходилось заставлять себя что-то проглатывать на завтрак, чтобы от голода не поплохело по пути в сад и обратно. И со всеми остальными своими утренними обязанностями я стала справляться расторопней.
И вот за три дня до узи, назначенного на 21 неделю, мы обедали у свёкров, завершивших дачный сезон и подготовивших всё к зиме.
Я пришла в мягком спортивном костюме с толстовкой, скрывающей мои габариты, чтобы сказать о беременности так, как мы с Вовой запланировали, когда будет известен пол.
Воспитательные меры всё ещё действовали, в гости я шла, ожидая, что всё будет также вежливо и беззубо.
Но то ли их эффект начал ослабевать и теряться, то ли я обнаглела и нюх потеряла.