БЫТЬ
Шрифт:
Так будь благословен припадающий с чистым сердцем к Источнику Святого Огня! Да пребудет в тебе Отец, и да продлится милость его над душою твоей вовеки, и пусть слава Его льется дождем на твоих детей, ибо они – есть будущее.
Входи. Кольцо Завета ждет тебя»[187].
ГЛАВА XIII. КОРЕНЬ ИСТИНЫ
Альберт Больштедский, прозванный Великим, повернул массивный ключ в замке окованной железом двери. Открылась узкая, уходящая
— Фома! — позвал он. — Фома!
— Я здесь, Учитель, — донесся приглушенный голос.
— Дай свет.
Появился факел, который нес долговязый человек. Увидев бледное лицо своего Учителя и то, с каким трудом он держался на ногах, Фома Аквинский неодобрительно покачал головой и, перехватив факел, предложил руку.
Лестница привела в обширное помещение с каменным полом. В одной его части стоял длинный стол с множеством сквозных отверстий разной величины. В некоторые из них были вставлены кривые металлические трубки, едким концом подсоединенные к различного рода стоящим на полу сосудам, а другим — выходящие в некое подобие камина, вделанного в стену на уровне груди человека среднего роста. Это зрелище дополняли сложные приспособления для удерживания предметов на весу, кипы пергамента и широкие, массивные свечи с толстыми фитилями, по-видимому, используемые в качестве миниатюрного источника сильного тепла.
Большую часть другой половины помещения занимал тройной концентрический круг, расстояние между частями которого было покрыто четкими знаками, нанесенными углем.
Перед большим кругом был изображен меньший, в котором среди свечей стояла колба с зеленоватой жидкостью. Справа, в трех локтях от основного круга, сквозь дымовую завесу ароматических курений проступал алтарь. Над ним висело распятие, с четырех сторон окруженное письменами на выбеленной стене.
Все это было магической лабораторией второй половины тринадцатого века.
— Оставь меня, Фома. Я хочу побыть один.
— Но, Учитель, я думаю...
— Прошу тебя.
Вздохнув, Фома Аквинский толкнул протяжно заскрипевшую деревянную дверь и исчез в проеме стены.
Оставшись наедине с самим собой, Альберт Больштедский, тот, кого называли великим в магии, еще более великим в философии и величайшим в теологии, некоторое время стоял, пытаясь совладать с гнетущей его тяжестью. Затем, словно в приступе внезапной слабости, бросился перед алтарем на колени. Сердце его разрывалось от муки.
— Omnipotenti Dominus![188]
Долго я шел путем Твоим, многие совратились и блуждали во тьме, — я вытерпел все. Я вступил в орден Доминика, меня, меня... называли «псом Господним» — я пошел на это, Господи, чтобы найти Корень, донести завет Твой... Всю жизнь я искал Корень Истины, я презрел богатство, славу, возобладал над страстью, на Твой алтарь я принес сердце свое, неужели все это — тщетно? Мне угрожает костер, и пепел труда моего развеется, смешавшись с моим пеплом. Так ли придется покидать мне этот мир скорби, чтобы снова родиться в мучениях для завершения начатого? Не позволь, не допусти!
Коленопреклоненная фигура застыла в молитве,
...Вот он, молодой монах, принимает из рук мудреца глиняную табличку, привезенную торговцами из далекого Египта. Его не пугает клинопись, смысл ее становится ясен при взгляде на таинственную фигуру, выдавленную на другой стороне.
— Знать, сметь, хотеть, молчать! — шепчет молодой посвященный, склонившись над драгоценным предметом.
Вот бессонные ночи; десятки, сотни оплывших свечей. Текст Священного Писания, озаренный вспышкой мгновенного откровения; символы, их значения; растущая гора книг, тщательно скрываемых от посторонних глаз. Он пишет, пальцы немеют и выпускают перо, но проясняется смысл древнееврейского письма. Иероглифы выстраиваются в стройную систему, заполняют собой схемы и таблицы, находят свое соответствие. Приходит мудрость.
Ему открывается посвящение жреца Хозарсифа, который позже станет Моисеем и вождем Израиля. Он видит, как рождается Каббала — преемница египетских мистерий, как передаются — в тайне и молчании — ее истины. Вот Иерофант каббалистического ордена Иессеев беседует... нет, он не ошибся, с молодым Назарянином!
С истлевших страниц, из вороха старых книг доносится до него голос старца:
— Ты превзошел всех нас мудростью, Иисус, твой разум вобрал в себя всю Истину и все Учение, ты постиг Знание древних — ступай, нет над тобой человеческой власти!..
Годы, долгие годы он искал. Искал начало всех начал, Magister Magisterium — Учителя Учителей, Корень Истины. И вот настал день, когда Альберт Великий оторвался от рукописей и поднял голову. Лучи восходящего Солнца заливали комнату и золотили его растрепавшиеся, с проседью волосы. Исчезли противоречия, все религии встали из пепла невежества, полные первоначального сияния. Изида и Мария протянули друг к другу руки. Он нашел Корень. И тогда с губ его сорвались слова:
— Изида, мать всех наук, ты — Корень Истины!
То был час радости. Он нашел Истину, и она наполнила его душу спокойствием и твердостью. Но потом настал час скорби.
В его сознании уже зрела великая реформа, он видел Землю без религиозной розни, народ — просвещенным, церковь — обновленной. Погаснут костры, исчезнут с лица Земли религиозные войны, уйдет на покой орден Доминика...
Этими мыслями Альберт Великий и поделился со своим ближайшим другом, Епископом, человеком большой и благородной души.
— Что ты, безумец, одумайся! — в ужасе вскричал тот, и сутана его заколыхалась. — Братьям и так с трудом удается закрывать глаза на твои занятия тайной наукой. Слышны разговоры о духовном судилище, отлучении. Ведь и сам ты — доминиканец, пусть схоластик. Ради всего святого, заклинаю тебя, держи при себе свои помыслы, которые, если, не приведи Господь, — Епископ благоговейно перекрестился, — дойдут до суда, будут сочтены еретическими и преступными! Ты же знаешь наших теологов! — он беспомощно развел руками. — Твои рукописи сожгут, а имя предадут позору. Молчи, говорю тебе, молчи!