Бытие. Краткий путеводитель

Долин Георгий

Это мир искусственно штампуемых политтехнологами «великих» политиков, и искусственно вызываемая к ним любовь нашего коллективного.

Это и мнимые звезды поп культуры, которые порой напрочь лишены собственных творческих достоинств, но искусство ловких продюсеров вознесло их на самые вершины популярности.

Это и мнимые достоинства вкуса продуктов, которыми наслаждаются реальные герои экранных рекламных роликов. Многозначительное «О-о-о…» и причмокивания артистов, звучащие там, зачастую передают лишь воображаемые ощущения. И они не имеют никакого отношения к реальному вкусу продукта, отличающегося от множества аналогичных продуктов только интонациями этого самого экранного

«О-о-о!»

Говоря языком физики элементарных частиц (которая утверждает, что микрочастиц в квантово-механическом представлении не существует), индивидуальное Я становится в некотором смысле все более пси-функцией.

Стоит сказать и еще об одном существенном различии нашей реальности с фантазиями уже упоминавшейся нами «Матрицы». Если по фильму нас поработили машины искусственного интеллекта, которые поместили каждое Я в капсулу с подсоединенными к ней информационными кабелями, и трубопроводам, по которым подается физиологический раствор, то в реальном мире мы подключаемся к Матрице добровольно, не отдавая себе отчета в том, что отключиться от нее теперь уже невозможно.

Кабели, по которым подаются «реактивы», растворяющие индивидуальное в коллективном – это все тот же Интернет, радио, телевидение, таблоиды, все более ориентирующиеся на масс-культуру и суррогатное, легко усваиваемое знание. Эти каналы информации стремительно утрачивают свою просветительскую и информативную роль и становятся инструментами манипулирования сознанием.

Однако наряду с этими традиционными, сегодня все более проявляют себя коммуникаторы нового поколения, позволяющие отдельному человеку в режиме реального времени быть связанным с событиями и включенными в них людьми. Причем последние технологические разработки делают эти новые коммуникаторы фактически «встроенными» в наш организм.

Сегодня мы читаем о возможности проекции изображения на стекла специальных очков (подобно проецированию информации на лобовое стекло самолета или автомобиля), а завтра это уже может быть проекция непосредственно на сетчатку глаз.

Но даже обычный мобильный телефон на самом деле уже совершил коммуникативную революцию, которая ведет к изменению поведения, возможности сопереживания отстоящих от нас событий.

Сегодня с помощью СМС координируются массовые акции определенных групп. Этот способ управления активно, как мы уже отмечали выше, используют антиглобалисты и устроители социальных протестных выступлений, как это было в Тунисе, Египте и ряде других стран.

Звонок ребенка своей матери с мобильного телефона в гибнущем самолете включает ее в переживание ситуации в режиме реального времени. Образы авиакатастроф, которые она видела в фильмах, сопрягаются с реальным криком и плачем ее дитя. Сопереживание трагедии переходит в режим мгновенного взаимодействия.

Конечно же, это жесткий, крайний случай, иллюстрирующий суть вопроса. Но дело действительно в том, что коммуникативная революция может рассматриваться как начало реальной, взрывной «мутации», в результате которой человечество превратится в распределенный мозг некой Суперсистемы, думающий, чувствующий и творящий коллективно и в которой каждый человек выполняет лишь функцию его отдельного сегмента высокой степени автономности.

Незамеченная революция

Говоря о переменах в окружающем нас Мире стоит упомянуть и еще одну революцию, не столь заметную как коммуникативная, но по своим последствиям не менее значимую.

Мой знакомый, начальник цеха одного довольно крупного предприятия, как-то поделился любопытным наблюдением: «В последнее время у меня появилось ощущение, что я работаю не на действующем

производстве, а в чисто экспериментальном цехе – каждый день какие-нибудь технологические, организационные либо технические изменения. Отсутствие каждодневных перемен воспринимается уже не как норма, а как патология. И если раньше такой режим определяли как – „производство лихорадит“, то теперь лихорадка становятся нашим естественным состоянием».

Это нехитрая сентенция человека, который проработал долгие годы в реальном производстве, дала толчок к рассуждению, выходящему уже на другой, не эмпирический, а скорее философский уровень обобщения.

В индивидуальном сознании моего знакомого произошел знаменательный поворот: если ранее он воспринимал стабильность как естественное состояние производственной жизни, то теперь он оказался в ситуации, когда постоянные перемены становятся нормальным состоянием.

Однако вместе с этим, по его же словам, на смену уверенности к нему пришло ощущение неустойчивости. И хотя мой знакомый, в общем-то, участник управляемых перемен (по крайней мере, в сфере его деятельности) они все же вызывают у него ощущение зыбкости каких-то сугубо жизненных оснований.

Это чувство знакомо многим россиянам, даже не задействованным в мире современных технологических процессов. Еще недавно целое поколение жило в условиях «чугунной» стабильности советской державы. Она была плоха, но она давала уверенность в завтрашнем дне. При этом мы жаждали перемен, не имея опыта жизни в условиях перманентных изменений.

И как только «процесс пошел», мы поняли, что не готовы к нему. Нашей базовой потребностью было и остается (по крайней мере, для основной массы людей) именно стабильное состояние, когда тебя не «напрягают» необходимостью менять образ поведения и даже жизни сообразно быстроменяющемуся миру. Тем более мы не хотим менять его сами. Мы стараемся поглотить, демпферировать любые перемены. Почему? Потому что мы народ ведомый (партией, правительством, вождем, аятоллой и т. д.) как любой народ такого же типа цивилизации [10] и у нас нет опыта самостоятельной деятельности. У нас есть опыт приспособления к обстоятельствам, но у нас нет навыков управления обстоятельствами.

Кроме того, у нас нет опыта жизни в условиях, когда устойчивость жизненных оснований обеспечивает не статика, а именно скорость. Скорость, которая придает векторную устойчивость, подобную той, которую получает велосипедист, крутя педали. И, хотя в нашем сознании уже происходит переворот, это еще не означает, что вместе с ним мы уже приобрели и навыки устойчивого векторного движения и тем более ощущение устойчивости в этом движении.

Однако все это относится не только к ощущениям отдельных людей и даже не только к нашему национальному мировосприятию. Это состояние становится все более глобальным. Хотя и входят в него народы далеко не одновременно.

Наряду с технической, технологической, индустриальной, коммуникативной революциями, в XX веке произошла еще одна, пока мало кем замеченная (или не осознанная), но важная и радикальная перемена.

Ее суть может быть выражена просто, и она лишь более обобщенное выражение мысли, высказанной моим знакомым производственником.

В большей части мира (как по населению, так и по территории) произошла смена «полярности» одного из важнейших оценочных критериев социального благополучия: стабильность и перемены поменялись местами. Эпоха, когда отсутствие перемен воспринималось как благо, сменилась на эпоху, когда благо видится именно в перманентных переменах. Именно они становятся признаком опережающего развития, а значит, свидетельствуют о преимуществе в борьбе за выживание.