Бывшая моего брата. Я ненавижу ее...
Шрифт:
— Куда мы приехали? — срывается с губ тихий шепот, но Айдаров оставляет меня в том же молчании.
Игнорирует мой вопрос и вылезает из машины, а я просто наблюдаю за его действиями. Что еще мне остается? У меня нет никакого понимания, что творится в голове у этого мужчины. Ни единой догадки. Для меня он вечная тайна. Даже не знаю, хорошо ли это или плохо.
Раздается щелчок, я оборачиваюсь через плечо и вижу, что он берет какую-то папку с заднего сиденья, затем, хлопнув дверцей, огибает капот и приближается ко мне, чтобы, как истинный джентльмен, подать мне руку. Вот это его умение — в нужный момент
Что ж. Мне уже из принципа хочется узнать о том, что у него на уме.
Поэтому я позволяю ему помочь мне выбраться из машины, а после следую за ним, цепляясь за его ладонь, пока он не останавливает нас перед самым полем. Айдаров не отпускает меня и больше не предпринимает каких-либо действий. Все настолько странно, что я недоверчиво поднимаю взгляд на Хакима, он же смотрит куда-то вдаль, большим пальцем поглаживая тыльную сторону моей ладони, а второй рукой почти расслабленно удерживая папку. Почти, потому что, если бы сейчас я попыталась вырвать ее из его рук, у меня вряд ли это получилось бы. Его мнимое спокойствие слишком хорошо мне знакомо. Малейший неверный жест, и я столкнусь с его гранитным упрямством лоб в лоб.
— Что это за место? — вкрадчиво спрашиваю я, наблюдая за его напряженно сжатой челюстью и дергающимся кадыком, после чего все-таки теряю тепло большой ладони. Айдаров открывает папку и дает какой-то документ мне в руки. В какой момент он разучился разговаривать?
Сбитая с толку его поведением, недоверчиво смотрю на файл, а потом на самого Хакима. И так несколько раз, прежде чем принимаюсь читать содержимое документа, а уже через пару минут моя челюсть падает, и я с ужасом перевожу взгляд на Айдарова.
— Ты совсем рехнулся? — мой голос взлетает на октаву. — Это розыгрыш какой-то?
Зато на лице Айдарова ни единой эмоции. Как и в голосе, которым он мне отвечает:
— Никакого розыгрыша.
Я вкладываю документы обратно в папку и резким движением вручаю все обратно Айдарову, принимаясь расхаживать взад-вперед по вытоптанной тропе.
Но в конце концов не выдерживаю мозгового штурма в одиночку и останавливаюсь напротив Хакима, вскидывая подбородок с вызовом:
— Может, ты уже скажешь хоть что-нибудь?! Зачем ты это сделал?
— Я не понимаю твоей реакции, Алевтина. Поэтому и молчу. Что тебя так расстроило?
— Расстроило? — Я вскидываю руки в полном недоумении. — Да я просто в шоке.
Айдаров испускает рычащий звук, вынуждая меня поумерить свой пыл.
— Я купил этот участок для нас, но оформил все на тебя, — его голос серьезен как никогда. — Почему? Потому что хочу так. И потому что могу. Я мог бы купить готовый дом… Но мне показалось, что ты бы хотела поучаствовать в процессе.
Ну вот и все. Он снова на коне. Но мой пересыщенный гормонами мозг отказывается принимать это.
Тяжело дыша, я в упор смотрю на Айдарова, убеждая себя, что все это красивая ложь.
— Ты хочешь, чтобы я занялась постройкой?
Его губы дергаются в еле заметной улыбке.
— Мы, — кивает. — Вместе, Алевтина. Мы с тобой сделаем этот дом таким, как хотим ты и я.
Выдохнув весь воздух из легких, я беру тайм-аут и несколько минут привожу пульс и дыхание в норму. По крайней мере, пытаюсь это сделать, но сдаюсь и шепчу в пустоту:
— Это слишком хорошо,
Айдаров дергает челюстью, хмыкая себе под нос, но свой острый колющие-режущий взгляд оставляет на моем лице.
— Не переживай. Меня это пугает не меньше тебя.
С этими словами Хаким разворачивается и направляется к машине, но только затем, чтобы убрать туда папку с документами. А потом возвращается и вновь берет меня за руку, утягивая за собой. Клянусь, он старается быть деликатным, но я все равно не поспеваю за его шагом по неровной дороге. И вздыхаю с облегчением, когда мы наконец останавливаемся возле речки.
Высвободив мое запястье, Хаким опускается на корточки и протягивает руку, позволяя длинным пальцам поиграть с гладью воды, которую через мгновение он пытается сжать в кулак. Вот она, нежность, идущая бок о бок с грубостью этого мужчины. Кажется, он даже реку волнует, вынуждая ее ускорить течение.
Тяжесть этой картины почему-то давит мне на грудь, провоцируя волнение расползтись по моей коже, но, прежде чем я успокаиваюсь, вспоминаю о купленном участке. Честное слово. Это безумие. В последнее время я не успеваю следить, как быстро меняется моя жизнь, напоминая американские горки. Но, если честно, сейчас, немного свыкнувшись с щедростью этого мужчины, впервые чувствую не страх перед тем, как я сорвусь вниз в очередной насмешке судьбы, или же, наоборот, взовьюсь ввысь на смертельной петле… нет. Сейчас у меня странное ощущение свободного полета, того самого, когда вся плохая тревога покидает мое тело, оставляя только чувство расслабленности и принятия того, что Хаким действительно купил этот участок для нас. Неужели этот мужчина испытывает ко мне… Отбрасываю эту нелепую мысль так же быстро, как и она пришла ко мне в голову. Он никогда меня не любил. И, несмотря на то что Хаким делает в последнее время, большую часть времени он ненавидел меня до глубины души. Хотела бы я сказать, что эта ненависть была взаимной. Но кого я обманываю? Если бы это было так, я бы не стала терпеть и толики того, что он вытворял.
— Иди сюда, — хриплый голос Хакима вырывает меня из мыслей, и я замечаю протянутую руку.
Сглотнув, вкладываю в его большую и влажную от воды ладонь свою, чувствуя прохладу, жар и дрожь. Только не могу понять чью. Его или мою? А потом поднимаю взгляд и тут же застреваю в буре, бушующей в его металлических глазах.
— Осторожней, — предупреждает Хаким, крепче сжимая мою руку, когда я слегка теряю равновесие, спускаясь с неровного обрыва на край берега, и присаживаюсь рядом на корточки.
Не понимая, чего он от меня хочет, я с удивлением смотрю за тем, как он переплетает свои пальцы с моими в крепкий замок и опускает наши руки в прохладу воды.
У меня перехватывает дыхание от противоречивых чувств. С одной стороны, это холод и волнение, а с другой — жар, исходящий от наших ладоней, и какое-то новое ощущение умиротворения. Два противоречия в одной плоскости создают нечто совершенное, нечто, что заставляет все мои эмоции обостриться до предела, а сердце забиться в ускоренном ритме.