Бывшие. Первая жена

Устинова Мария

Роман сгребает меня одной рукой. Я дезориентирована, еще и качка: чтобы удержаться на ногах, приходится полностью ему довериться.

— Кругом лес, бежать некуда. Это подстраховка, чтобы не пришлось искать тебя. Идем, — он тянет меня, как овцу. — Осторожно, ступенька.

На палубу взбираюсь с трудом, борясь с непрекращающейся качкой. Наверху холодно. Всей кожей ощущаю холодноватый соленый бриз. Съеживаюсь, покрываясь холодными мурашками.

— Держи, — Роман набрасывает на плечи свой

пиджак.

Одной рукой обнимает, как любимую. Только любимых не похищают. Не надевают на голову мешки и не заковывают руки.

— Пойдем, — по палубе я еще могу идти, а перед трапом Роман поднимает меня одной рукой. — Подожми ноги.

Он переносит меня на пирс.

Мы одни здесь, иначе кто-то бы поднял панику, увидев связанную девушку. Но здесь только ветер, холод, крики чаек… и Роман.

На каблуках неудобно идти по старому, щербатому бетону. Шпильки попадают в выбоины. Роман терпеливо ждет пару минут, а затем подхватывает на руки.

— Я тебя отнесу, расслабься.

Со стороны суши тянет холодом. Так я понимаю, что это лес: такая сырая промозглость возможна только там.

Роман сажает меня в машину. Здесь тепло, но все равно колотит.

— Я тебя пристегну, — предупреждает он, расправляя ремень на груди. — Не бойся, Вера. Если твой муж будет разумно себя вести… Все обойдется, клянусь жизнью.

Ян и разумность — вещи несовместимые.

Сжимаюсь в комок, ощущая, как мотает на сиденье, пока внедорожник пробирается по разбитой лесной дороге. Со скованными руками неудобно. Под мешок просачивается густой лесной запах. Мы в диком, удаленном месте, где им ничего не помешает и легко будет спрятать тело… Мое тело.

Часа через полтора — а это значит, что от пирса мы уехали очень далеко, внедорожник останавливается. Рук я уже не чувствую, но Роману я об этом не сказала. Всю дорогу промолчала, как немая.

— Мы на месте, — он выходит из машины. Я жду, пока выведут меня.

Здесь некуда бежать.

И Ян меня не найдет, пока Роман сам не позвонит и не выдвинет требования. Как со Златой.

Роман открывает дверь и прямо из салона берет меня на руки. Как похищенную невесту, вносит меня в дом.

Пахнет свежей сосной и камином.

Роман ставит меня на ноги. Лодыжки зябнут, запястья болят, словно их отрезают колючей проволокой.

Он осторожно снимает мешок.

Глаза режет от света, и я опускаю веки. Обхватывает стан, словно обнимает, чтобы расстегнуть наручники. Двигать руками так больно, что не могу сдержать стон.

— Прости.

Пытается растирать запястья и это больно, как пытка.

— Не надо!

— Пока Горский не ответит, мы останемся здесь. Ты голодна?

Молчу, глядя на красные следы от наручников. Мне так паршиво, что не могу

говорить. Он не рычит на меня, не бьет, как можно ждать от похитителя, но от этого еще гаже. Меня обманули. Развели, как девочку.

Как в первый раз развели, вот в чем дело.

И я снова поверила и купилась.

Если все закончится плохо, в этом будет только моя вина и этих двоих — Горского и Романа. За то, что снова втянули меня в свои игрища.

— Велю развести огонь. Скоро будет мясо, — он выходит на крыльцо.

Значит, мы не одни здесь.

Кто-то растопил камин. Кто-то будет готовить и охранять.

Я в гостиной просторной и хорошо обставленной. Это что-то вроде лесного или охотничьего домика, только для тех, кто возглавляет списки миллиардеров. У окна длинный стол, кресла, укрытые шкурами диких животных. Отсюда видно лестницу на второй этаж. Из окон видно в сине-зеленой дымке лес, несколько построек и больше нихрена.

Даже если убегу — куда пойду ночью в лесу на каблуках и в платье? Невесело смеюсь, пока смех не переходит в плач.

Заткнись, Вера, советую я себе.

Ты попала.

По-настоящему по-крупному попала. Отсюда меня так легко Герман не вытащит и раком у дровяного сарая этих мудаков не поставит. Сюда Ян вообще хрена с два доберется без вертолета.

Наручники больше не нужны. Я и так на привязи.

Никуда я отсюда не денусь, и со мной будут делать, что захотят.

Роман возвращается с парой бокалов и бутылкой шампанского.

— Ты гостья, я за тобой поухаживаю.

— Гостья? — спрашиваю я, после долгого молчания и жажды голос хриплый и в горле пересохло. — Я заложница…

Он бросает непонятный взгляд.

— Предпочту, чтобы ты была гостьей, — Роман откупоривает шампанское. — Представь, что ты на курорте, отдыхаешь и развлекаешься. В понедельник ты вернешься домой.

— А если Ян не согласится?

Роман наполняет передо мной фужер. Красноречивое молчание.

— Я хочу пить, — смотрю на пузырящееся шампанское.

Предлагать алкоголь человеку, страдающему от жажды — просто издевательство… Роман передает маленькую бутылочку воды, откупориваю и делаю жадный глоток.

— Горский должен вернуть фирму. Он влез куда не нужно и отжал то, что ему не принадлежит, — Роман набирает номер на своем спутниковом. — Но так даже лучше. Надеюсь, он уже понял.

А я чуть не давлюсь холодной водой, когда понимаю, что он звонит Яну.

— Вера у меня, — я не слышу, что говорит Ян, как ни прислушиваюсь. — Ты знаешь, что мне нужно.

Я ненавижу бывшего, это правда.

Но сейчас просто мечтаю, чтобы Ян оказался здесь. Он — моя единственная надежда.

Между молотом и наковальней.