Бывшие. Спаси моего сына
Шрифт:
– И помогает щит-то?! – ахает медсестра.
– Света! – шикаю на нее.
– Помогает, - серьезно кивает Юра. – У нее еще помощница есть змея София, но она не такая страшная, на нее можно без щита смотреть, даже разговаривать, - доверительно сообщает, улыбается даже.
Мой шок продолжается, для ребенка этот весь кошмар в порядке вещей. Он не знает другой жизни.
– А папаша казался нормальным, - понизив голос шепчет Света.
– Папа у меня хороший, - малыш все равно ее слышит.
– Он борется со злом, как Геракл, - трет кулачками глазки, - Только пока
– Греческая мифология в современной жизни, - качает головой Света.
Когда мы с Амиром встречались в прошлом, он очень любил мифы древней Греции, зачитывался ими. Видимо, их он сыну и рассказывает, а чтобы реальность такой страшной не казалась, произошла такая подмена понятий.
Так пытаюсь сама себе объяснить происходящее.
Еще убеждаю себя, что не мое это дело. Но как остаться в стороне? Меня колотит от увиденного и услышанного. Сказывается и мое отношение к Юре, еще больше проникаюсь к ребенку. Желание оградить и защитить становится болезненной необходимостью.
– Добро всегда побеждает, - улыбается Юра, - Ангел пришла на помощь Гераклу.
– Побеждает, - сглатываю горький ком. – Юрочка, ты главное не волнуйся. Сейчас Света тебе укольчик сделает. Больно не будет.
Сама не смогу даже уколоть, настолько эта ситуация меня из себя вывела, руки ходуном.
– Я не боюсь. Но щит надо. Я попрошу папу, чтобы и для вас привез, - смотрит на нас со Светой. – Нужна защита.
В этот момент мне хочется забыть, что я врач, и приложить Таю несколько раз головой об стену, так со всей силы… А я таких кровожадных мыслей у себя не помню даже во времена всеобщей школьной травли.
Выхожу из палаты в жутком состоянии. Оставляю с Юрой медсестру. Направляюсь к себе в кабинет и выпиваю успокоительные капли. Стою, глядя в окно минут десять, выравниваю дыхание, упорядочиваю мысли.
У меня еще работа, пациенты. Хорошо хоть операций сегодня нет. Оперировать я бы точно не смогла.
Так хватит отсиживаться. Надо отвлечься. Иду к пациентам, зарываюсь с головой в истории болезней. Но лицо и слова мальчика упорно засели в голове, держат нервны натянутыми, не отпускают.
Часа два провожу с пациентами. А когда возвращаюсь к себе в кабинет, застаю под ним Амира.
– Можно тебя на два слова? – спрашивет затравленно.
Киваю и открываю ключом дверь.
– Что ты хотел? – интересуюсь, когда заходим и Амир закрывает дверь за собой.
– Извиниться. Тая она… в общем сложно с ней… - подбирает слова, заикается.
– Сложно? Ты это так называешь? – снова начинаю закипать. А ведь только немного отпускать начало.
– У нее всегда характер не сахар был, ты помнишь. Но после травмы, она совсем с катушек слетела, - опускает взгляд.
– Мне плевать на ее характер, Амир! Твой ребенок называет родную мать медузой Горгоной? По-твоему, это нормально? – не сдерживаюсь, выпаливаю.
Дергается, словно я его ударила. Отшатывается. Бледнеет.
Глава 22
– Я не хотел, чтобы ты узнала, - шепчет тихо. – Юрка рассказал, да?
–
– Б… - зарывается руками в волосы. Смотрит на стену, молчит.
– Амир, это конечно твоя семья, я права не имею лезть, - стараюсь говорить спокойно, не показывая внутреннего хаоса и ненужных эмоций, - Но я как врач могу сказать, что попал Юра в больницу из-за неправильного лечения, недосмотра. Он от матери прячется под одеялом и защищается щитом, я понимаю, что идеальных семей не бывает. Но пойми, ты его едва не потерял.
Стараюсь донести до него мысль, что надо о сыне подумать, обезопасить малыша.
Крики и обвинения не помогут. Они вызывают агрессию. А вот спокойный разговор порой очень действенное решение, чтобы достучаться.
– Пока не поздно, прими меры, если тебе сын дорог.
Амир поднимает на меня глаза, смотрит затравленно.
– Сын, все, что у меня есть, - отвечает глухо.
Проходит к креслу, садится и обхватывает голову руками.
– Не я Таю так обозвал. Я просто греческую мифологию ему читал, а он сам ее с Горгоной сопоставил. Таю когда несет, она берегов не видит, и чтобы защитить сына, я ему зеркальце в виде щита подарил, сказал если им закрыться, то никакие злые слова и беды его не коснуться. Щит от всего защитит. И психологически это сработало, Юрка бояться перестал. Да и Тая с ним очень мало пересекается, я об этом позаботился. Но полностью оградить не получается…
– Почему она так с собственным ребенком? – спрашиваю тихо, обнимаю себя за плечи. Холодно становится от подобного разговора.
– Я много об этом думал, - вздыхает. Сейчас он словно постарел на несколько лет, уже не выглядит уверенным, огромным, наоборот, уставшим, поникшим. – Ладно другие люди, но сын… У меня только один вариант, Тая не вынашивала Юру из-за травмы. Мы обратились к услугам суррогатной матери. Мне кажется, она не вынашивала, не рожала, и связи с ребенком не чувствует, - поднимает на меня затравленный взгляд, словно помощи ждет.
Но я не та, что будет помогать. Я могу вылечить ребенка, а дальше… дальше ему самому разгребать.
– Я встречала пары, прибегавшие к подобным услугам, и могу сказать, что женщины, отчаявшиеся родить, перепробовавшие все, и в конечном итоге все же пусть и таким способом, но получившие ребеночка, души в нем не чают. И свое… свое оно всегда чувствуется.
– Тая не очень-то хотела, - нехотя признается. – Она очень тяжело переносит инвалидную коляску. Врачей меняет, на чудо надеется. Но чуда не будет, - качает головой.
– Это не оправдание для такого отношения к ребенку, - веду плечом.
Нет, мне ее не жалко. Может, и должно быть… но нет… После того, что я видела и слышала от Юры, никакой жалости она не заслуживает.
– Она своим состоянием оправдывает все, - трет лицо руками. – Это никогда не закончится.
– Амир, это твой выбор жить с ней. Ваши отношения – ваше дело. Я лишь предупредила, чтобы ты подумал о сыне, - снова этот противный, горький ком в горле. – Это не шутки. Не факт, что следующий раз его удастся спасти.