Цап-царап, моя радость
Шрифт:
– Почему? – удивилась Лина.
– Сява на самолете летать боится. – Акси повернулась к подруге и подбоченилась. – Как тебе это, а? Он, видите ли, не понимает, почему такие громадные, тяжелые железяки не падают. Гаечный ключ, если его подбросить в воздух, падает, а самолет – нет. Подозрительно!
– Трудный случай, – вздохнула Лина, присаживаясь к столу, где подруга уже намазывала масло на хлеб. – И как же теперь?
– Да ничего трудного. Поедем на мотоцикле, и Толян со своей подружкой уже согласились, что клевый получится отпуск… Только Сяве пока об этом говорить не будем: пусть помучается, –
Когда с сосисками было покончено и настал черед зеленого чая с жасмином, Ксюша вдруг хлопнула себя по лбу:
– Ба, чуть не забыла! Тут тебя один чувак разыскивал. Весь из себя такой потрясный. В пальто и с шарфом поверх него!
Ее удивление было понятно. Акси так привыкла к парням из компании Сявы и Толяна, одетым исключительно в кожаные куртки с заклепками и шнуровками, что пальто казалось ей чем-то вроде горностаевой мантии.
У Лины же сразу зашлось сердце.
– К-когда?
– Да сегодня. Часов в семь. Меня обычно в это время по пятницам дома никогда не бывает, а тут вот понадобилось…
– Да плевать мне, что тебе дома понадобилось! – закричала Лина. – Чего он хотел?
Ничуть не обидевшись на грубость приятельницы, Акси посмотрела на нее в упор:
– Ого! Ну и как далеко у вас все зашло?
– Тебя не касается! – Она была сама не своя. Чего-чего, а появления здесь Артема Лина никак не ожидала. – Что он сказал?
– Сначала вежливо поздоровался, – степенно начала Ксюша, решив, что нельзя позволять обходиться с собой без должного уважения. – Потом представился… Сказал, что его зовут… Постой, как же его зовут?.. А-а, вспомнила, Артем Николаевич Прохоров… или Прокофьев?..
– Прости, что сорвалась, – повинилась Лина, поняв, что не выдержит, если Акси продолжит в том же духе.
– Ладно, – смилостивилась подруга и скороговоркой доложила: – Он спросил, здесь ли живет Лина Кузнецова, адрес которой ему дали в кадровом агентстве.
– И что ты ему ответила? – еле слышно прошептала девушка.
– Что да, ты здесь жила, но несколько дней назад отбыла в неизвестном направлении.
– Почему?
Акси пожала плечами:
– Я сказала, что не знаю почему. Ты мне, мол, не докладываешься.
– Нет, почему ты сказала, что я отсюда съехала? – спросила Лина.
– Не мое это дело – вмешиваться в отношения взрослых людей, – наставительным тоном заметила Акси. – Если у него нет номера твоего сотового, значит, ты не относишься к нему серьезно. Я права?
Не получив ответа, Ксюша решила прояснить для себя ситуацию:
– Ты знаешь этого парня? – Лина молча кивнула. – Тебе известно, где он живет? – Снова кивок. – Позвонить ему можешь? – Лина кивнула в третий раз. – Вот видишь, все в твоих руках. Как решишь, так и поступишь, а мое дело – сторона… Хотя, если ты готова меня выслушать: на мой взгляд, такими пацанами не бросаются. Даже если они носят пальто.
– Тут ты попала в точку, – сокрушенно промолвила Лина. – Такими не бросаются, это уж точно. Зато они нами бросаются.
– Что?
– Прости, это касается только меня, – мотнула головой Лина. – Но ты, Ксюша, все сделала правильно. Я не хочу, чтобы он меня нашел. Имей это в виду, если опять с ним встретишься.
Акси вздохнула:
– Как скажешь. Только, может,
– Я не рублю сплеча, – тихо ответила Лина. – Знаешь, бывает такое состояние, когда вроде как и решать ничего не приходится. Где-то внутри тебя само собой рождается твердое убеждение, что по-другому ты поступить не можешь. Нет у тебя выбора, хоть бейся головой о стену! – Ее глаза подозрительно блеснули. – Хотя от этого ничуть не легче.
– Эх, подруга, – всхлипнула Акси и обняла ее за плечи, – не знаю, чем уж тебя обидел этот тип, но мне тебя до слез жалко.
Лина резко отстранилась от нее:
– А вот этого не нужно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не зареветь белугой. Если и ты еще начнешь меня жалеть, я точно изойду слезами, а что это изменит?
Обе сокрушенно поникли головами на соседних табуретках, поразительно напоминая двух нахохлившихся воробьев, сидящих рядышком на голой ветке пасмурным осенним днем…
Глава 14
Прошло уже три недели с момента исчезновения Лины, а в жизни Артема ничто не изменилось. Он по-прежнему ждал, что еще чуть-чуть – и все вернется на круги своя. То есть, придя вечером с работы, он снова увидит встречающую его девушку. И так это бесплодное ожидание извело молодого человека, что он отважился на шаги, которые потрясли его самого: решил отыскать Лину и серьезно поговорить с ней.
Умом он понимал, что ведет себя смешно, нелепо. Не сказочная принцесса эта Лина Кузнецова и не дочь нефтяного магната, что, по сути, равнозначно, чтобы так сильно убиваться по поводу ее ухода. Но ничего не мог с собой поделать. Артему вдруг стало настоятельно необходимо, чтобы по возвращении домой он видел чудесную, с ямочками на щеках, улыбку Лины. Тогда и Мурка наверняка перестала бы взирать на него, как на полного недоумка, упустившего свое счастье.
Но в кадровом агентстве, предварительно узнав, что у него нет к девушке претензий, сообщили, что она больше с ними не сотрудничает и о нынешнем ее местонахождении им ничего не известно. Единственное, что Артему удалось, – это заполучить адрес съемной квартиры, по которому проживала Лина Кузнецова, когда устраивалась к нему на работу помощницей по хозяйству.
Открывшая ему по указанному адресу дверь девица экстравагантного вида, даже если и знала что о Лине, сообщить ему почему-то не пожелала. Хотя и окинула благосклонным взглядом.
Словом, в жизни Артема Прохорова наступила черная полоса. Исключительно черная, без какого-либо проблеска другого цвета. Абсолютно все перестало радовать молодого человека, а пыль, ровным слоем покрывавшая теперь все в его квартире, – раздражать. Но окончательно его доконало то, что, сам не заметив когда и как, он пальцем вывел на запыленной поверхности журнального столика «Лина + Артем =» и нарисовал красивое сердце, пронзенное стрелой с пушистым оперением.
Верный Леха звал его то в гости, то посидеть в компании с друзьями в любимом кафе. Артем нехотя кивал, но в последний момент неизменно находил причину для отказа и проводил вечера и выходные в безразличном, тупом ничегонеделании. И в обществе Мурки, которая сменила гнев на милость, став вдруг тихой, ласковой, предельно деликатной и ненавязчивой.