Царь и Россия(Размышления о Государе Императоре Николае II)
Шрифт:
— Комиссар уверяет, что никакого вреда Государю не будет причинено, и, если кто-нибудь пожелает его сопровождать, он не будет этому препятствовать. Я не могу допустить, чтобы Император ехал один. Его хотят удалить от его семьи, как тогда… (Императрица намекает на отречение Государя). Они хотят заставить его сделать нечто плохое, вызвав у него опасение за жизнь его близких… Император им необходим, они прекрасно понимают, что только он один представляет Россию… Вдвоем мы будем сильнее сопротивляться, и я должна быть при нем в этом испытании… Но маленький еще болен. Если произойдет осложнение… Боже мой!
В этот момент вмешивается Татьяна Николаевна:
— Но, мама, если отец неизбежно должен ехать, нужно все-таки что- нибудь решить.
Я поддержал Татьяну Николаевну, сказав, что Алексей Николаевич чувствует себя лучше и что мы будем хорошо за ним ухаживать.
Чувствовалось, как сомнения раздирали душу Ее Величества, она шагала туда и назад по комнате, она продолжала говорить, но больше сама с собою, нежели с нами. Наконец, она подошла ко мне и сказала:
— Да, так лучше; я поеду с Государем, я поручаю Вам Алексея!..
Спустя мгновение вошел Император; Императрица двинулась ему навстречу:
— Решено, я поеду с тобой, и Мария будет нас сопровождать.
Император ответил:
— Хорошо, раз ты это желаешь.
Я возвратился к себе, и весь день прошел в приготовлениях. Князь Долгорукий и доктор Боткин будут сопровождать Их Величества, так же как Чемодуров (камердинер Государя), Анна Демидова (горничная Государыни) и Седнев (лакей Великих княжон). Было решено, что 8 офицеров и солдат охраны поедут вместе с ними.
Все время после полудня семья провела у кровати Алексея Николаевича.
Вечером, в десять часов с половиной, мы поднимаемся пить чай. Императрица сидит на диване, две ее дочери сидят по обеим ее сторонам. Они так много плакали, что лица у них распухли. Каждый из нас старается скрыть свои мучения и казаться спокойным. Мы сознаем, что, если один из нас поддастся, все остальные последуют ему.
Император и Императрица серьезны, сосредоточенны. Чувствуется, что они готовы на любую жертву, включая их собственную жизнь, если Господь, пути Которого неисповедимы, потребует это для блага Отечества. Никогда они не высказали нам столько доброты и заботы, как в этот вечер.
Их спокойствие, невозмутимость, их чудотворная вера воспринимались нами.
В одиннадцать часов с половиной слуги собираются в большой зале. Их Величества и Мария Николаевна прощаются с ними. Государь целует всех мужчин, Государыня — женщин. Все плачут. Их Величества уходят; мы все идем вниз — в мою комнату.
В три с половиною часа во двор въезжают повозки. Это все ужасные тарантасы (крестьянские повозки, состоящие из большой сделанной из лозы корзины, положенной на двух длинных жердях, заменяющих рессоры, без сиденья), в которых сидеть и лежать можно на самом дне. Только одна повозка имеет покрышку. Мы находим на заднем дворе немного
В четыре часа мы поднимаемся в комнаты Их Величеств, которые в это время выходят от Алексея Николаевича. Государь, Государыня и Мария Николаевна с нами прощаются. Государыня и Великая княжна в слезах. Государь спокоен и говорит каждому из нас ободряющие слова; он нас целует. Прощаясь со мной, Государыня просит меня не провожать и остаться при Алексее Николаевиче.
Я вхожу к ребенку, который плачет в своей кровати.
Через несколько минут мы слышим стук колес отъезжающих повозок. Великие княжны, возвращаясь к себе, рыдают, проходя мимо дверей комнаты их брата…
Суббота, 27 апреля. Возница, который отвозил Императрицу к первой остановке, приносит записку от Марии Николаевны: на дорогах распутица, условия путешествия ужасны.
Как сможет Государыня перенести это путешествие? Какой страх испытываем за них!
Воскресенье, 28 апреля. Полковник Кобылинский получил телеграмму, извещающую, что все благополучно прибыли в Тюмень в субботу вечером, в 9 часов с половиною.
В большом зале поместили походную церковь, священник сможет служить обедню, так как имеется освященный алтарь.
Вечером приходит вторая телеграмма из Тюмени: „Путешествуем в хороших условиях. Как здоровье маленького? Да будет Господь с вами“.
Понедельник, 29 апреля. Дети получили из Тюмени письмо от Императрицы. Путешествие было утомительное. При переезде ручьев вода доходила лошадям до брюха. Несколько раз ломались колеса.
Среда, 1 мая. Алексей Николаевич встал. Нагорный занес его к его креслу на колесах, его вывозили на солнце.
Четверг, 2 мая. До сих пор никаких известий с тех пор, как они покинули Тюмень. Где же они? Они могли уже во вторник приехать в Москву.
Пятница, 3 мая. Полковник Кобылинский получил телеграмму, что путешественники задержаны в Екатеринбурге. Что произошло?
Суббота, 4 мая. Грустный канун Пасхи. Все подавлены.
Воскресенье, 5 мая. Пасха. До сих пор никаких известий.
Вторник, 7 мая. Дети наконец получили письмо из Екатеринбурга, сообщающее, что все здоровы, но ни одного слова, почему произошла задержка в Екатеринбурге. Сколько опасений проскальзывает между строк.
Среда, 8 мая. Офицеры и солдаты нашей охраны, которые сопровождали Их Величества, вернулись из Екатеринбурга. Они рассказывают, что поезд Императора по прибытии в Екатеринбург был окружен красногвардейцами и что Император, Императрица и Мария Николаевна заключены в доме Ипатьева, что князь Долгорукий находится в тюрьме и что они сами были освобождены лишь после двухдневного ареста.
Суббота, 11 мая. Полковник Кобылинский устранен, и мы подчинены Тобольскому Совету.
Пятница, 17 мая. Солдаты нашей охраны заменены красногвардейцами, прибывшими с комиссаром Родионовым, который приехал за нами. Генерал Татищев и я считаем нашим долгом задержать наш отъезд возможно дольше, но Великие княжны стремятся возможно скорее соединиться со своими родителями, и мы не считаем себя вправе противиться их страстному желанию.
Суббота, 18 мая. Всенощная. Священник и инокини были раздеты донага и обысканы по приказанию комиссара.