Царь и Россия(Размышления о Государе Императоре Николае II)
Шрифт:
В передних рядах Петербурга, не составляя сплоченного ядра, оказываются новые люди. Это даже не класс, а галерея меняющихся во имя карьеры чиновников. Кланяясь на обе стороны, и консерватизма и либерализма, стараясь угодить всем и не угождая никому, они делают политику. Однако делать политику без преемственного плана не удалось; за политикой стояла история, которая считалась только с Монархом. Пути же истории всячески загромождались бюрократией и обществом, и история неизбежно должна была в 1905 году временно остановиться.
Новый прирост к бюрократии — парламент — усилил централизацию, подорвал авторитет и живую силу монархии — нагромождение усилилось, и уже с 1905 года Россия, не имея защитников закона, была брошена на путь развала.
Для одних бюрократия
Последняя попытка возрождения бюрократии, в тылах белых и иных армий, тоже бессильна; общество не сумеет взять власть ни в Уфе, ни в Омске, ни в Риге, ни в Архангельске, ни в Крыму, найдя описание своих дел в летописях Гинса, Будберга, Сахарова и прочих [157] . От этих описаний веет безысходной бездарностью общества, осмеливавшегося думать, что можно вернуть и спасти Россию без Царя.
Старая бюрократия окажется за рубежом и, не объединенная, не подаст авторитетного голоса в среде некоторых сочувствующих старой России стран. Запад не признает веса бывшего правящего класса, доказав тем, что мир считался с нами только через Монарха.
157
Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. Пекин, 1921. Т. 1–2; Будберг А.П. Дневник белогвардейца // Архив русской революции, издаваемый И.В. Гессеном. Берлин, 1921–1937; Сахаров К.В. Белая Сибирь. Мюнхен, 1923; Чешские легионы в Сибири. Берлин, 1930.
С конца XIX века бюрократия и общество составляют одно целое. Тот же дух, те же интересы, те же нравы создают полное органическое слияние. Борьба с Думой и обществом была комедией, и если Дума за десять лет была неспособна дать ни одного творческого закона, кроме переворота 1917 года, то и правительство, кроме Столыпина, не только не дало ничего сильного и планомерного, но не выдвинуло ни одного сколько- нибудь сильного оратора или защитника строя в противовес обвинениям общества и Думы, падающим на голову монархии. Бюрократия не отведет этих ударов и не примет их на себя.
Правящий класс, на который опирался Государь Николай II, оказался бессильным и неверным.
В 1857 году в России было в обращении: серий казначейских на 88 млн. рублей; кредитных билетов — 740 млн. рублей и вкладных, разменных без курса, ходивших как деньги знаков — один миллиард рублей, и золотой монеты 600 млн. рублей, а всего около двух миллиардов денежных средств при бюджете в 257 млн. рублей и при совершенно ничтожных податях.
Наличное обращение должно было прогрессивно увеличиваться. Народ был сыт и богат. Промышленность удовлетворяла потребность 75 млн. населения. Долгов у государства не было.
То было в крепостную зависимость, при ненавидимом интеллигенцией и Западом Государе Николае I и Александре II.
Канкринскую систему и хозяйство [158] Государя Николая I сменяют новаторы — западники школы, к которой позже принадлежал Витте.
С 1859 года вкладные билеты конвертируются, то есть ходячие деньги обращаются в банковые билеты при цене 75 рублей за 100. Курс начинает устанавливать биржа, и бумагой этой уже расплачиваться нельзя, а можно было торговать, то есть играть.
158
Канкринская система — по имени министра финансов в правительстве Императора Николая I графа Е.Ф. Канкрина. «Канкринская» денежная реформа 1839–1843 гг. (инициатором которой был выдающий государственный
Из обращения изъят миллиард рублей. Введен «либеральный» таможенный тариф. Из заграницы начался наплыв дешевого товара, а за границу ушло все золото. Бумажки стали жечь (в 1858 году кредитных билетов было на 735 миллионов, в 1864 году — 617 миллионов).
Денежное обращение с двух с половиной миллиардов доведено до 750 миллионов.
Результаты: сельские хозяева разорялись. Крестьянство стало нищать, попав в руки кулаков и фискальных агентов. Государство ослабело и постепенно впадает в неоплатные долги. Цивилизация выродилась в фасад, в комедию, в рост города — с размножением в нем аристократии и плутократии. Власть начинает терять популярность. Самоуправление без денег хиреет. В завершение зверское убийство Царя 1 марта.
С этих лет управление России становится в зависимость от биржи, а жизнь страны — в зависимость от Европы. В прорубленное Петром окно просунулись головы кредиторов, спекулянтов, банкиров, колонизаторов, завистников и всех, кто смотрел на нашу страну как на источник наживы, грюндерства [159] , захвата и легкого грабежа.
Императорский период оканчивается приобщением нас к Западу. Разгородившись зачем-то Уральским хребтом на две России, мы подлинно становимся частью Европы и вступаем в семью «великих» держав и демократий, восприняв и войдя в мировой товарообмен и золотое обращение. Бюрократия всеми своими ведомствами смиренно подчинилась министру финансов, золотому тельцу, и составив и замкнув звено, мы выпутаться из золотой цепи не можем.
159
Грюндерство (от нем. Gr"under — «основатель», «учредитель») — массовое учредительство всевозможных компаний, сопровождающееся кредитной экспансией, широкой эмиссией ценных бумаг, биржевыми спекуляциями, нездоровым ажиотажем, жульническими махинациями финансовых дельцов.
При таких новых и сложных направлениях, в горячий период европеизации Витте, на царство вступает юный Государь, и почти через тридцать лет богатейшая страна, имеющая все свое, способная при некотором усилии завалить Европу сырьем и учетверить золотой запас, сократить ввоз — оказывается с крупным долгом. На робкие одиночные просьбы помощи главному хозяйству — сельскому — Витте отвечает отказом, не дает ничего, и отдает все на фасад — индустрию, не дающую на экспорт — ничего.
Хозяйство бюрократии за 30 лет привело к так называемому оскудению, и в этом повинен не один Витте, а весь правящий класс, окружающий Государя. Ни одно ведомство, ни один сановник, ни общество, ни Дума, ни печать не протестует против этой политики: золото греет. Общество требует «культуры», и мы, «догоняя» Европу, втянуты в цивилизованный мир ценою долгов и убыточных договоров. Войдя в акционерную семью биржевой Европы, мы осуществили западную идеологию «града земного», но зато теряем свою независимость, свободу, силу и многое иное. Impera quia sunt divisi [160] — девиз бюрократии.
160
Властвуй, ибо разделены (лат.).
Мог ли молодой Государь бороться против течения, рубить причалы и давать ход назад?
Мог бы, ответим мы, если б около него был бы кто-нибудь русский, сильный, и если бы с ним было общество. Но мы знаем, что с Государем не было никого.
И осуждать прошлое нужно, так как не будь этого прошлого, не было бы настоящего, и в прошлых ошибках неповинны лишь две силы: Царь и народ деревенский. Все же остальное поголовно повинно. Против одинокого Государя и слепого в политике народа пошел стеной «золотой телец», и борьба с ним оказалась Государю не по силам. Западный культ мешка с золотом заслонил самосознание общества. «Чек» стал девизом мира, кроме Африки, Китая и закабаленной Индии.