Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного
Шрифт:
Показательно, что на утверждения греков после речи Николая о том, что «иудеи совершенно завладели их территорией и позволяют себе всякие несправедливости», иудеи отвечали, что «они сами являются такими же коренными жителями страны (как и греки) и, соблюдая свои родные установления, никому не причиняют ни малейшего вреда».
Выслушав обе стороны, Агриппа признал, что иудеи являются потерпевшей стороной и «ввиду расположения к нему и дружбы Ирода» готов оказать «иудеям всяческую поддержку в их совершенно законных требованиях». Затем он подтвердил дарованные им ранее права и «требует, чтобы никто не препятствовал им спокойно жить соответственно их собственным установлениям». После окончания разбирательства дела Ирод поднялся с места и в благодарность обнял Агриппу, и в ответ самый могущественный римлянин после императора также по римскому обычаю обнял и расцеловался с иудейским царём как с равным.
Нетрудно представить, какое впечатление эта сцена произвела на иудеев диаспоры. В самой Иудее такие отношения также, несомненно, вдохновили «иродиан», которых явно было немало, если судить по тем толпам людей, которые восторженно встречали Агриппу в Иерусалиме и других городах Иудеи. Однако принципы фанатичных ревнителей грядущего царства Мессии они не поколебали, и враждебность по отношению к политике царя, стремящегося к дружбе с нечестивыми
Глава 21.
ЦАРСТВО ИРОДА В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЕГО ПРАВЛЕНИЯ
(17–7 гг. до н.э.)
Внутренние конфликты в окружении царя-реформатора. Семейная жизнь царя и иудейское право. Результаты обучения сыновей Ирода и Мариамны — Александра и Аристобула в Риме. Возвращение братьев в Иерусалим в 17 году до н.э., их женитьба и выскомерное поведение. Конфликты их с семьей отца. Возвышение сына он первого брака Ирода — Антипатра, его тайные интриги против сводных братьев. Первое обращение Ирода к Августу с жалобой на сыновей и временное примирение в 12 г. до н.э. Новое завещание Ирода и последующее обострение конфликта с сыновьями Мариамны. Подозрительное поведение Александра, доносы, интриги. Болезненая подозрительность царя, массовая истерия клеветнических обвинений и провокаций. Вмешательство Архелая.
Последнее десятилетие царствование Ирода представляет одновременно и вершину преобразовательной деятельности царя, мощи и влияния его царства в Римском мире, и величайшие трагедии его жизни.
Все началось в 17 году до н.э., когда, казалось бы, ничто не предвещало плохого, и положение его и его царства было благополучно как никогда. Более того, всё напоминало сохранившиеся в Священной Книге предания о счастливых временах былых царей единого царства Израиля. Близилось завершение строительства великолепного Храма, принёсшего ему славу нового царя Соломона, чему способствовало общее благосостояние страны и расширение границ, почти достигших пределов царства Давида. Завершение строительства великолепного порта Кесарии превращало Иудею в великую морскую державу, и если морские торговые экспедиции при царе Соломоне совершались только при содействии соседей — финикийцев, то при новом Соломоне иудейский флот, как торговый, так и военный, стал важным фактором влияния в мире Средиземноморья.
Благодаря мудрой политике царя в иудейском царстве мирно уживалось все многонациональное население страны, и во всех органах государственного управления, при царском дворе и в армии и флоте верно служили «и иудеи, и эллины». При этом иудейский царь стал успешным защитником прав всей многочисленной иудейской диаспоры Римской империи и даже покровителем иудеев в соседнем Парфянском царстве.
Но хорошие времена плохи тем, что в них всегда можно заметить и признаки упадка, хотя, конечно, они могут принимать самые неожиданные формы. У Ирода они приняли форму семейных драм и трагедий. Как было уже упомянуто ранее, с самого начала он совершил непростительную для основателя новой династии ошибку — женился по искренней любви на принцессе отстранённой от власти династии Хасмонеев Мариамне. Однако он пошёл ещё дальше по опасному пути — приблизил к своему двору родственников жены, желая примирить обе семьи. Он искренне полагал, что может на это надеяться, поскольку между членами прежней династии существовала смертельная вражда, а Ирод с риском для жизни спасал Мариамну и её мать в крепости Масаде от ярости Антигона Хасмонея и его парфянских союзников. Ирод искренне полагал, что они должны помнить, как этот Антигон жестоко расправился со своим дядей Гирканом, отцом Александры и дедушкой Мариамны. Как было сказано ранее, Первосвященник по иудейскому закону должен был обладать телесным совершенством, и, чтобы лишить его права занимать этот пост, Антигон, занявший трон Иудеи при поддержке язычников парфян, приказ отрезать Гиркану уши (ИД. С. 113). В «Иудейской войне» Иосиф Флавий сообщает еще более ужасную подробность — Антигон якобы сам отгрыз уши у просившего пощады Гиркана (ИВ. С. 46). После этого искалеченного Гиркана увезли в ссылку в Парфию. Представляется несомненным, что, уговаривая старика Гиркана вернуться в Иудею, Ирод, ставший уже царем и женатый на его внучке, искренне хотел примирения, вернее, слияния новой и старой династий в одну семью. О неудаче этих стремлений Ирода, ставших причиной серии острых конфликтов, в ходе которых погибли сама Маримна, её брат, мать и Гиркан, рассказано в предыдущих главах. Однако прежде чем перейти к новой стадии семейного конфликта, необходимо остановиться всё же на семейной жизни Ирода.
Надо сказать, что, согласно иудейским законам, многоженство не было запрещено, хотя на этот счет существовали разные мнения. Например, чрезмерное многоженство царя Соломона явно осуждалось. Согласно старейшему талмудическому кодексу Мишна царю было разрешено иметь 18 жен, хотя о правах частного человека точно не говорилось, но вряд ли полигамия была широко распространена. По документам Кумранской общины, царь и простой человек должны быть моногамны. Как пишет в своём исследовании семейной жизни евреев И. Гафни, «хотя евреев на Западе не принуждали к формальной ревизии их брачных законов, на практике еврейское общество в Стране Израиля усвоило моногамные нормы»{238}. Несомненно, что этого принципа особенно придерживались иудеи, воспринявшие основы эллинистическо-римской цивилизации. Нет сомнения, что принципы этой культуры были близки иудейской аристократии, к которой принадлежали и Хасмонеи и семья Ирода, о чём свидетельствуют хотя бы их греческие имена.
Первой женой Ирода была Дорис, от которой у него был сын Антипатр. После развода ей и Антипатру было разрешено бывать в Иерусалиме только по большим праздникам. Затем в 37 году до н.э. царь женился на принцессе Мариамне, внучке Гиркана, которая родила ему пять детей — трёх сыновей и двух дочерей. Младший из сыновей умер в Риме, двое других — Александр и Аристобул стали участниками следующих трагических событий. С казнью Мариамны было ликвидировано само звание «царицы». Ведь она была не просто одной из жён Ирода, но и независимым фактором представительства династии Хасмонеев на троне. У него не было другой жены при жизни Мариамны. После казни Мариамны Ирод был женат несколько раз, всего у него было девять жен. Среди них более выделяется вторая Мариамна, дочь Первосвященника Симона, ставшая матерью сына царя по имени также Ирод, самаритянка Малтиса, мать Архелая и Антипы, уроженка Иерусалима Клеопатра, мать Филиппа. Однако вначале и сам Ирод, и народ в целом явно видели в сыновьях Мариамны — Александре и Аристобуле наследников трона. Этим, несомненно, и объясняется то, что примерно в 23 г.
Курс обучения продолжался 6 лет, до 17 года до н.э., и за это время братья в полной мере восприняли культуру столицы и приобрели много связей. Как можно судить по последующим событиям, воспитание в столице тогдашнего культурного мира своеобразным образом отразилось на характере молодых принцев. Следует напомнить, что их семье ещё великим Юлием Цезарем было даровано римское гражданство и, более того, по обычаям римского права они получили родовое имя самой семьи императора — Юлии. Поскольку их отец Ирод к тому же носил почетное имя «друга и союзника римского народа», то его сыновья, несомненно, сразу же попали в круг аристократической молодежи. Как и дети высших сословий, они посещали римскую школу для аристократических отпрысков, а до этого, еще на родине, прошли, как и в римской школе, младший курс изучения греческого и, вероятно, латинского языков, а также начала арифметики. Поэтому они обучались в Риме по программе средней римской школы — школы грамматики, в которой обучались приблизительно с 12–13 по 16–17 лет. Главным предметом обучения было чтение и толкование латинских и греческих поэтов, а также письменные упражнения и сочинения на обоих языках, причем во времена Августа предпочтение отдавалось греческому языку. Из греческих поэтов с особым вниманием изучали Гомера, Эзопа, избранные места из лириков, латинские переложения Ливия Андроника «Одиссеи», Плавта, Теренция и других авторов. Иногда ученики знакомились и с творчеством поэтов эпохи Августа — Горация (65–8 до н.э.), Виргилия (70–19 гг. до н.э.), Овидия (43 г. до н.э. — 17 г. н.э.). В ходе учёбы занимались составлением письменных упражнений на различные темы. Поощрялось и ораторское искусство. В школах поддерживалась строгая дисциплина, причём в отношении нерадивых учеников учителя даже применяли телесные наказания, но, разумеется, отпрысков аристократических фамилий это касалось в малой степени. Как это ни странно, мало уделялось внимания естественным и математическим наукам. Одним словом, молодые аристократы готовились как гуманитарно образованные люди, что, как показали дальнейшие события, усвоили и сыновья Ирода, особенно Александр. Однако, если Ирод полагал, что сыновья, познакомившись с римским искусством управления миром и воинскими добродетелями, станут верными продолжателями его дела, то он сильно ошибался. Получилось так, что молодые принцы, завязав тесные дружеские отношения с молодыми сверстниками из римской аристократии, прежде всего восприняли их образ жизни и пороки. Блистательный знаток римского общества той эпохи Буасье, разбирая творчество самого популярного тогда поэта Овидия, аристократа по рождению и автора поэмы «Искусство любви», отмечал: «Изучение римского общества по произведениям этого поэта ясно показывает нам, насколько оно не похоже на его обычные изображения. В большинстве случаев к нему относятся с жалостью, так как оно потеряло свою свободу. Эта потеря несомненно велика, но общество переносило довольно легко. Так как оно видело последние несчастные битвы ради защиты свободы или её уничтожения, то можно сказать, что римское общество страдало из-за свободы, не зная её. Оно никогда о ней не сожалело. Это общество целиком принадлежало настоящему; подобно Овидию, оно не переживало тревожных воспоминаний, которые всегда вносят некоторую горечь в удовольствия текущие. Место общественных дел, которыми римляне перестали заниматься, заняли другие предметы развлечения, более для них приятные. Интерес к жизни переменился. Он уже не сосредоточивался, как некогда, на завоевании политического влияния, на управлении партиями и народными страстями; теперь люди стремились блистать в благовоспитанном обществе, распространять в нем славу о своем уме или молву о своих похождениях… тысячи важных пустяков, составляющих светскую жизнь, отнимали у них досуг и не давали времени сожалеть о гражданской деятельности, которую они утратили»{239}. И далее: «Надо предоставить каждому причитающуюся ему долю ответственности, не только империя создавала тогдашнее общество, но и общество создавало империю. Август далеко не был единственным виновником той моральной слабости характеров, которая в конце концов испугала его самого. По-видимому, всеобщая трусость, забвение собственного достоинства, беспомощность общества должны были увеличивать прочность его власти, но все это ужаснуло его….Несомненно, ему приятна была общая склонность к удовольствиям: абсолютная власть от этого всегда выигрывает. Но он увидел, наконец, что страна, где удовольствия являются самым важным занятием, не может дать более ни граждан, ни солдат»{240}.
Разумеется, речь идёт о высшем слое общества, в среде которого воспитывались дети Ирода. Впрочем, положение усугублялось паразитизмом не только аристократии, но и основной массы римских граждан, живших в столице империи, получавших бесплатно от Цезаря «хлеб и зрелища». Жизнь языческой столицы — античного мегаполиса с населением почти миллион человек со всего мира, где сказочная роскошь соседствовала с нищетой и бесправием, хорошо описана в исследованиях о нравах античного мира{241}. В частности, римский историк Светоний отмечает, что главному ревнителю восстановления древней нравственности Августу самыми строгими мерами и законами не удалось добиться успеха даже в своей семье. За недостойное поведение он был вынужден сослать дочь и внучку, их обеих звали Юлия. Дело дошло до того, что при их упоминании, он цитировал фразу из Илиады: «Лучше бы мне и безбрачному жить и бездетному сгинуть». Впрочем, и сам блюститель общественной нравственности не был безгрешен, несмотря на специальные законы, направленные против прелюбодеяний и разврата. Тот же Светоний пишет: «Что он жил с чужими женами, не отрицают даже его друзья; но они оправдывают его тем, что он шёл на это не из похоти, а по расчёту, чтобы через женщин легче выведывать замыслы противников»{242}.
Несомненно, что вместе со своими друзьями — молодыми аристократами братья вполне наслаждались всеми «удовольствиями», который предоставляла им жизнь в языческом Риме. Разумеется дети Ирода участвовали в пиршествах и языческих празднованиях аристократической молодежи, которые нередко переходили в оргии, немыслимые для юношей традиционного иудейского воспитания. Этому способствовало и то, что сексуальная мораль подчинялась социальному фактору. Как пишет исследователь нравов той эпохи, «юные римляне с четырнадцати лет старались заявить о своей мужественности: сексуальная активность доказывала их зрелость»{243}. Немаловажно отметить, что тогдашнее римское общество было бисексуальным, то есть был широко распространен гомосексуализм. Хотя в иудаизме это считалось смертным грехом, последующие события показали, что принцы, во всяком случае Александр, явно обладали соответствующим опытом.