Царь Кровь
Шрифт:
Во рту вдруг так пересохло, что пришлось осушить полпакета апельсинового сока, чтобы сбить жажду.
Что со мной? Где я был?
Я потер живот. Мышцы подергивались, будто я только что испытал сильнейшее потрясение, но за все сокровища мира я не мог бы вспомнить, что это было.
Я только знал, что это пришло и случилось снова. Я потерял час жизни и понятия не имел, что в это время делал. Вернулся образ серого лица. Я его снова сегодня видел? Я повернулся к двери, ведущей в сад. У меня с собой фонарь. Могу пойти посмотреть. Только почему-то даже эта мысль ужасала. Я знал, что увижу
Увижу то же серое лицо, эти глаза, обладающие силой смотреть сквозь мой череп. Нет, видит Бог, не хотел я испытать это снова. Руки так тряслись от страха, что луч фонаря плясал кругами на стене. Нет. Не хочу снова видеть это лицо. Даже воспоминание о нем меня пугало. Но почему, черт бы его побрал? Я попытался снова рассуждать разумно. Вечер пятницы. Что ты видел, Рик? Ведь это же был наверняка мох или... или кусок ветви, отломанной от ствола бурей.
Так что ты видел, Рик?
Я видел страшную тварь. С серым лицом. Глаза, пронзающие сердце... страшные глаза... она хотела меня... она строила на меня планы...
Сердце замерло, во рту пересохло, как в печи. Я просто не знал... Непонятно почему, но я так перепугался, что весь покрылся потом. Повернувшись спиной к двери, я быстро направился к лестнице. Черта с два я сегодня открою дверь. Черта с два буду смотреть, что прячется там в саду. Я не попадусь снова этой штуке. Черта с два я дам себя схватить этим грязным ручищам...
Но что с тобой было, Рик? Почему ты не можешь вспомнить?
На шестой ступеньке я остановился.
И сказал себе: “Рик, ты не спасуешь перед этой тварью”. Потом я сделал глупость.
Я повернулся, спустился опять по лестнице, прошел через кухню, открыл дверь... и вышел.
Вторник. Беженцы все еще здесь. На деревенской площади появились палатки, и на футбольном поле, и на лугу. Жизнь стала более организованной, здесь и там люди выстраиваются в очередь за завтраком. Мы – то есть группа “С” – все еще ищем детское питание. Эти клопы успевают высасывать все, что мы приносим.
Было решено, что мы проверим, удастся ли перенести охоту за детским питанием поближе к пригородам Лидса, где можно будет взламывать большие супермаркеты, но нас предупредили в сам Лидс не заходить, поскольку газ мог еще не выветриться.
Мы со Стивеном направились вниз к гаражу Фуллвуда, по дороге непринужденно болтая. Я то и дело задумывался о потерянном ночью часе. Думал, не рассказать ли Стивену, но в теплом свете июльского утра это казалось настолько абсурдным, что даже не стоило упоминания. Воспоминание, как я стою в кухне с полотенцем в руках, было не более реальным, чем дурной сон. Даже ночная охота в саду, когда я нервно светил фонарем под изгородь, подпрыгивая, когда спугивал соседскую кошку, была достойна только смеха. В конце концов, так казалось в этот момент. Но ночью, когда я был в темноте и один, сердце колотилось так, что из груди выпрыгивало. Черт, не буду скрывать: я перепугался.
А сейчас у нас на уме были более важные вещи. Надо было достать мотоциклы,
Солнце пригревало сквозь утренний туман. В полях медленно оживали гектары людей после еще одной ночи под звездами.
– Хорошо, что это не случилось зимой, – сказал Стивен. – Они бы от холода перемерли как мухи.
– При такой скорости и зима не за горами.
– Пессимист!
– Нет, реалист. Из Лондона еще ни одна собака не объявилась.
– Ну, ваш премьер все-таки на той же Даунинг-стрит, 10.
– Так говорят.
– Ладно, циник, пошли. Нас группа “С” ждет. Привет, парни! – жизнерадостно крикнул Стивен и зашагал к гаражу.
Ребята широко заулыбались. Умел Стивен оживлять людей, даже когда просто в комнату входил; теперь он шагал среди группы человек в двадцать, хлопая их по ладоням, дружески стукая по спинам, отпуская веселые замечания.
– Ну и ботиночки, Дин! Вижу, мода пошла на болотные сапоги... Ух ты, Спарки, привет! – Говард Спаркмен усмехнулся, как школьник, когда любимый учитель изволит по его адресу пошутить. – Ну ты и даешь! Где раздобыл такую рубашку? Так, не говори, сам угадаю. Купил в магазине флагов и перекрасил.
И тут же Стив мастерски сменил высокооктановый ди-джеевский голос на озабоченный и сочувствующий.
– Стенно, привет, как твой глаз?
Стенно, сидя на стопке старых покрышек, слабо улыбнулся. У него один глаз распух и закрылся, и на брови была больничная повязка.
– Нормально, Стивен, спасибо.
И он снова уставился на измазанный маслом бетонный пол, будто что-то напряженно в уме считал.
Я решил воспользоваться случаем, пока Пат Мюррей не пришел и не стал расспрашивать Стенно, что именно случилось вечером в пятницу. Я помнил, что видел я... что я думал,что видел в лесу. И сейчас мне очень хотелось сравнить впечатления со Стенно. Видел ли он, кто на него напал? Что его так перепугало?
Я пошел к нему в обход осмотровой ямы.
– Мальчики, девочки! Минутку внимания!
Опоздал. Нас призывали к работе. Говард перехватил мой взгляд, вытянулся, по-военному держа руки по швам, и улыбнулся. Я пожал плечами. Перед уходом надо улучить момент и поговорить со Стенно.
Сегодня Пата Мюррея сменил Билл Фуллвуд, владелец гаража. В свои семьдесят с гаком он был по-прежнему одет каксмазчик: мешковатый комбинезон и ботинки со стальными накладками. Волос на голове у него уже оставалось немного, и те, что остались (знаете, стариковские волосы вроде пуха одуванчиков), реяли в воздухе, как развеваются в воде волос ныряльщика. Билл был из тех, кто кажется самой старой достопримечательностью деревни; можно было бы поклясться, что он был здесь раньше деревенской церкви. Продукты он покупал в супермаркете, где я работал, и, по моим сведениям, старик жил на одних только тунцовых консервах. И все равно с виду он был еще ничего, и в его возрасте он все еще выворачивал из машин коробки скоростей.