Царь нигилистов 2

Волховский Олег

— А причем тут дома? — задумчиво проговорил Якоби. — Почему они могут помешать?

— Ну, волна же! — сказал Саша.

— Волна?

— Электромагнитная, — объяснил Саша. — Я сказал что-то новое? Разве Фарадей об этом не писал? Электромагнитная индукция. Переменное магнитное поле порождает электрическое, а переменное электрическое — магнитное. Их чередование — это и есть волна. Мне казалось, что Фарадей — современник Пушкина…

— Он и сейчас жив, — сказал Якоби. — Я не помню у него про волны, но могу списаться.

— Борис Семенович, — сказал

пап'a, и в его голосе зазвучали властные нотки, — не надо никому об этом писать без моего позволения.

— Конечно, государь, — кивнул академик. — Про волны интересно, Ваше Высочество. Как камертон. Я сразу подумал о камертоне, когда прочитал ваше пояснение, что провода должны быть одинаковыми.

— Резонанс, — сказал Саша. — И резонансную частоту считаем по формуле Томсона.

И прикусил язык. Он в упор не помнил, в каком году Томсон написал свою формулу. Еще не хватало походя, во время светского разговора, сделать открытие нобелевского уровня.

— Вы читали работы Уильяма Томсона? — поразился Якоби.

— Я много читаю, — скромно признался Саша.

— Гувернеры поражаются, насколько много, — похвастался пап'a.

Саша вздохнул с облегчением. Ну, хоть формула Томсона известна.

— А через частоту определяем длину волны, — осторожно продолжил он.

— Для этого надо знать ее скорость, — заметил Якоби.

— Разве она не известна? — удивился Саша.

Он смутно помнил, что скорость света определили еще веке в семнадцатом.

— Триста тысяч километров с секунду, — сказал он. — Разве нет?

— Я тоже всегда ратовал за метрическую систему, — заметил Якоби. — Да, примерно. По последним данным немного больше. То есть вы считаете, что это волны, которые распространяются со скоростью света?

Кажется, открытие нобелевского уровня он все-таки сделал. Но отступать было некуда.

— Да, — кивнул он, — хотя, конечно, все это предположения, которые нуждаются в проверке. Но зато мы сразу будем понимать, что происходит. Например, я считаю, что длинные волны смогут огибать землю, потому что дифракция. Вот и связь через океан. А более короткие — отражаться от стратосферы. И с их помощью тоже можно устроить дальнюю связь.

— Стратосферы? — переспросил Якоби.

— Верхних слоев атмосферы, — пояснил Саша. — Я кажется где-то видел этот термин, но не ручаюсь. Могу ошибаться.

— То есть вы считаете, что эти электромагнитные волны ведут себя также, как свет? — спросил Якоби.

— Это и есть свет, — сказал Саша. — Отличие только в длине волны.

— Это нуждается в проверке, — заметил Якоби. — Все на уровне предположений.

— Конечно, конечно, — кивнул Саша. — Телефон и радио тоже были на уровне предположений. Проверяя, может быть, наткнемся еще на что-нибудь интересное. Мне кажется, стоило бы создать команду ученых, которая бы занялась исследованием электромагнитных явлений. Это работа не для одного человека.

И он вопросительно взглянул на пап'a.

— Я это обдумаю, — пообещал царь.

— А можно мне переписываться с Томсоном и Фарадеем? — спросил Саша.

Такая

переписка дала бы ему универсальное объяснение всей его физико-математической эрудиции. Да и современное состояние науки неплохо бы знать.

— Только не о конструкции телефона и электромагнитных волнах, — сказал пап'a.

— Конечно, — кивнул Саша.

Когда Саша вернулся в свою комнату, пол был густо завален бумажными самолетиками. В воздушной дуэли, кроме Володьки, участвовал восьмилетний Алексей — красивый живой мальчик — еще один младший брат. И совсем маленькая сестренка Мария, которой не исполнилось и пяти лет. Последняя поднимала самолетики с пола, с любопытством их рассматривала и очень неловко пыталась запускать.

Гогель смотрел на это в некоторой растерянности.

— Так, мелкота! — обратился Саша к младшим. — Никса узнает — отшлепаю лично.

И перевел взгляд на Володю.

— И тебя касается!

— Владимир Александрович! Алексей Александрович! Уберите за собой! — пришел в себя Григорий Федорович.

На следующий день Саша попросил Гогеля купить цветной бумаги и сел за изготовление самолета для Никсы. Формат был больше А4, и игрушка получалась тяжеловата, летала через раз и норовила зарыться носом и уйти в штопор. Саша сложил лист пополам, разорвал по линии перегиба и сделал вариант из половинки листа.

Летные качества сразу пошли на лад, зато подарок выглядел не очень впечатляюще.

Саша написал на крыльях: «N-15» — справа и «Милому Никсе, 8 сентября 1858» — слева. Цвет самолет имел лазурный и прочно ассоциировался с мессенджером «Телеграм».

Саша подумал и сделал еще четыре модели разного цвета.

Испытания были назначены не послеобеденное время в саду Фермерского дворца. Володя принимал в них самое активное участие, а Алеша согласился постоять на шухере и предупреждать о возможном приближении Никсы.

Неизвестное дотоле слово «шухер» было мигом выучено и усвоено.

Маленькие цветные самолеты планировать соглашались и делали это дольше обычных. Так что Саша остановился на подарке: «Набор самолетов разноцветных». И порадовался тому, что здесь радуга ни с чем плохим не ассоциируется.

Близился закат, солнце золотило вершины сосен, становилось холоднее. Медленное парение будущих подарков настраивало на размышления. Начало сентября принесло еще несколько новостей, которые стоило обдумать.

Во-первых, Склифосовский все-таки вернулся в Москву, ибо Московский университет в России самый передовой и самый свободный, не то, что эта ваша Военно-медицинская академия. Саша ждал этого и боялся. Утешало то, что будущее медицинское светило оставило вместо себя заместителя — студента из Петербурга. Лаборатория разделилась на две, и обе повисли на шее у Елены Павловны. Мадам Мишель, впрочем, не протестовала.

За то время, пока Саша развлекался в лагере, Склифосовский успел написать пару статей и отправить их в российские и немецкие журналы. Саше еще предстояло перевести их на английский для «Ланцета». Понятное дело бесплатно.