Царь нигилистов 6

«Каломель — это яд, — отвечал Саша. — Это хлорид ртути. Поэтому возбудителя пневмонии убить в принципе может. Но неизвестно, кого раньше: больного или болезнь. И мало того, что это токсин, это нейротоксин. Может не лучшим образом сказаться на психическом здоровье».

Саша перечитал записку. Не слишком ли жёстко. Дядя Костя души не чаял в своём мелком разбойнике.

Ладно, зато честно. Что есть.

И отправил с лакеем.

Примерно

через полчаса явился Кошев.

— Ваше Императорское Высочество! Государь зовёт вас к себе.

То, что приказ передан с камердинером, а не, скажем, с Гогелем, говорило о его срочности: не до церемоний.

Саша спустился в кабинет к отцу.

Царь сидел за письменным столом и держал телефонную трубку одного из первых в империи аппаратов. Перед ним, на краю серебряной пепельницы, лежала сигара: вниз падал пепел, к потолку поднимался дым.

— Саша, тебя Костя! — коротко сказал папа.

Саша взял трубку.

— Да?

— Я телеграфировал Пирогову! — сквозь помехи прокричал дядя Костя. — Они вылечили мышь от гное…

Конец слова потонул в помехах.

— Гноекровия? — предположил Саша. — Пиемии?

— Да!

— Почему он мне не написал? — удивился Саша.

— Считал, что рано. У них один успешный результат. Хотели убедиться. Но я сказал про Николу, и он признался. Здеккауер говорит, что это невозможно.

— Он ничего, кроме каломели не знает! — проорал в ответ Саша. — Если так — попробовать можно, хотя риски остаются. От воспаления лёгких должно помочь. Мне нужна от Пирогова развернутая консультация. По телеграфу.

— Иди! — прокричал дядя Костя.

— Погоди! Сколько весит твой Никола?

— Сейчас у Санни спрошу… полтора пуда… примерно.

Полтора пуда Николы шкодливейшего!

Царскосельский телеграф располагался в подвале левого флигеля Александровского дворца. Саша явился туда в сопровождении Кошева, с запиской от папа, дающей право пользоваться телеграфом по своему усмотрению, неограниченно, до вечера.

Написал текст на предоставленном листе бумаги, безбожно экономя на этикете:

«К. рассказал мне про мышь. Какая была доза? Метод фильтрации? Метод введения? Сколько весит мышь? Доза должна быть больше во столько раз, во сколько человек тяжелее? У Н., видимо, пневмония. Односторонняя. Не покидайте телеграф. За мой счёт. На связи».

Вышел в парк под заснеженные деревья, оставив во флигеле камердинера.

Пасмурно. По небу идут тяжёлые зимние тучи. Дорожки в снегу. Пруд под тонкой коркой льда отражает серое небо.

Ответ пришёл примерно через час. Телеграмму вынес Кошев.

Пирогов называл дозу и писал, что мышь весит 4–5 золотников. Рассказывал об изготовлении препарата. Всё чётко, по пунктам. «В сколько раз доза для человека больше неизвестно, — писал он. — Но другого метода подсчёта нет. Возможно, для лечения

воспаления лёгких будет достаточно меньшей дозы».

Саша прикинул, что доза для Николы должна быть больше дозы для мыши в 1250 раз. И засомневался, что Петергофской лаборатории, во всех чашках Петри вместе взятых, найдётся столько плесени.

В заключение Пирогов писал, что вводили внутримышечно. Шприцем. Ну, да! Саша сам так советовал, помня о том, как болел воспалением лёгких там, в будущем, в 10 лет, и ему кололи пенициллин.

Он послал Кошева за Митькой, тот вместе с лакеем привёл Гогеля, не пожелавшего манкировать своими обязанностями. Заложили карету и полетели в Петергоф.

В Петергофской лаборатории их встретили Николай Андреев, крестьянский сын Фёдор Заварыкин и купеческий сын, последователь Земмельвейса, Илья Баландин.

— Николай Агапиевич, — начал Саша, — у моего кузена Николы воспаление лёгких и, видимо, дела плохи. Мой дядя Константин Николаевич предлагает нам попробовать лекарство из плесени. Я предупредил о рисках.

Андреев слегка побледнел.

— Николай Иванович смог вылечить от пиемии мышь, — сказал Саша.

И протянул телеграму Пирогова.

— Здесь методика очистки препарата и приготовления инъекций.

Андреев пробежал её глазами.

— У нас это есть, — сказал он. — Николай Иванович нам её описывал в письмах. Ну, почти. Здесь добавлены детали.

— Вы пробовали на мышах?

— Да, пойдёмте!

Они прошли в комнату с лабораторными животными.

Андреев показал на клетку с пятью грызунами. Обитатели были вялыми, однако по клетке перемещались и корм поглощали.

— Они заражены гноекровием, — сказал Николай Агапиевич, — мы им вводили препарат. Рано праздновать победу, но они живут уже на пару дней дольше, чем это возможно.

— И я узнаю последним! — возмутился Саша.

— Надо было убедиться окончательно, — сказал Андреев, — бывает, что лекарство даёт временное облегчение, а потом болезнь возвращается с новой силой.

— Хорошо, — кивнул Саша. — К делу! По моим прикидкам Николе надо порядка грамма препарата на одну дозу. Давайте уж пенициллином называть. Пирогов пишет, что доза для лечения пневмонии может оказаться меньше. Полграмма? Но не стоит ли ударную дать, учитывая серьёзность ситуации?

Петергофскую лабораторию Саша уже приучил к метрической системе, так что Андреев не удивился и перевести граммы в золотники не попросил.

— Пожалуй, — согласился он, окая больше обычного.

И побледнел ещё сильнее.

— Я у вас посижу, — сказал Саша. — Не помешаю?

— Нет, — улыбнулся Андреев.

— Сколько вам нужно времени?

— Часа два.

— Надеюсь, что не опоздаем, — сказал Саша.

И опустился на стул.

Рядом сел Гогель, у дверей встали камердинер с лакеем.