Царь нигилистов 6
Шрифт:
— Что случилось? — с порога спросил он. — Ростовцев жив?
Любезнейшие читатели!
Если вам понравилось, не забудьте подписаться и поставить лайк.
Со следующей главы начинается платная часть.
В ночь с субботы на воскресенье цена на книгу поднимется.
Так что лучше купить сейчас.
Обнимаю всех мысленно!
Ваш преданный автор,
Олег
Глава 3
— Жив, — тихо сказал Склифосовский.
— Тогда по какому поводу траур? — поинтересовался Саша.
— Лекарство не действует, — объяснил Николай Васильевич. — Уже две дозы и никаких улучшений.
— Этому может быть множество объяснений, — сказал Саша, садясь. — Недостаточная доза, нечувствительность бактерий, особенности организма…
И совершенно чётко вспомнил, как когда он болел в десятилетнем возрасте, медсестра прямо при нём прокалывала крышку пузырька с кристаллическим пенициллином, ломала ампулу с физраствором и смешивала одно с другим.
— … и, наконец, препарат мог просто испортиться, — заключил он. — Вы его проверяли?
— Нет, — сказал Андреев, — у нас всего два пузырька.
— Дайте мне! — попросил Саша.
Склифосовский вручил пузырьки.
Один Саша сдал обратно, один оставил себе.
— Есть плошки с гнойным микробом? — спросил он.
Андреев кивнул, открыл термостат и вынул две чашки Петри.
Саша открыл пузырёк и безжалостно вылил половину в одну чашку, а половину в другую.
— Думаю, им должно за глаза хватить, если препарат рабочий, — предположил он.
— А если он не рабочий, то я сгубил дело, — заметил Склифосовский.
— Вы не знали, — горячо возразил Саша. — И никто не знал. Надо телеграфировать Пирогову, чтобы не торопился делать тоже самое.
Телеграмму Саша отправил тут же по возвращении в Зимний:
«Вы ещё не в пути? Не фильтруйте п. Возможно, он не хранится».
На следующее утро получил ответ: «Пока нет. Сегодня выезжаю. Возьму чашки».
А вечером того же дня записку от Склифосовского: «Лекарство не действует».
«Не расстраивайтесь, — ответил Саша. — В конце недели ждём Пирогова с чашками плесени. Будем надеяться, что Яков Иванович доживёт».
Зато Никола чувствовал себя всё лучше. Ну, и слава Богу! По-хорошему надо бы выделить тот самый кристаллический порошок, а в исходном виде применять только в экстренных случаях.
В понедельник Саша сходил на примерки к господам портным.
Звали его гораздо раньше.
Надо сказать, что в обещанный месяц цеховой мастер Степан Доронин не уложился и приглашение на примерку прислал только в ноябре. Но Саша был занят воскресными школами.
Военный портной Каплун Абрам Енохович протормозил по сравнению с конкурентом только на две недели и пригласил на примерку в начале декабря, когда заболел Никола, и Саше было совершенно не до того.
Начали с Абрама Еноховича.
— К Рождеству будет? — поинтересовался Саша.
— Будет! — героически пообещал Каплун.
Анна Фёдоровна смотрела с изрядной долей скепсиса.
Работа у Степана Яковлевича была на том же этапе, впрочем, это Саша вовремя не дошёл. Над подвальчиком теперь красовалась вывеска: «Доронин Степан Яковлевич. Военный портной». Качество конечного продукта оценить было также сложно, как у ашкеназского конкурента.
— Будет к Рождеству? — спросил Саша.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Императорское Высочество! — ответил портной.
Собственно, на Рождественские праздники планировались многочисленные детские балы и, судя по числу приглашений, Саша понял, что не отвертится.
Во вторник к Саше зашёл лично Адлерберг и доложил, что Склифосовскому комнату предложили, но тот отказался. Саша задумался, стоит ли к нему ехать. Для начала написал записку: «Если вам так удобнее, не смею ограничивать вашу свободу, Николай Васильевич. Но если это из-за надуманного чувства вины, то это прискорбно. Между прочим, от Зимнего до Первого кадетского корпуса рукой подать».
«Я благодарен за предложение, Ваше Императорское Высочество, — ответил Склифосовский, — но сочту себя вправе им воспользоваться только, когда Якову Ивановичу станет лучше».
В среду Никса принёс весть о какой-то статье некоего Безобразова, которую везде обсуждают и упоминали даже на Госсовете. Статья, как выяснилась называлась «Аристократия и интересы дворянства» и публиковалась в «Русском вестнике». В ноябре — заключительная часть.
— Говорят, что так можно было писать в Англии во времена короля Иоанна перед истребованием от него великой хартии, — сказал Никса.
— Бедный Безобразов, — вздохнул Саша. — Его разве ещё не сослали?
— Это не тот Безобразов, который написал адрес папа, — объяснил Никса. — Это Владимир Павлович Безобразов, экономист, редактор журнала Министерства государственных имуществ и член комиссии при Министерстве финансов.
— А что за комиссия?
— О земских банках и улучшении системы податей и сборов.
— Понятно, — кивнул Саша. — Честно говоря, Великая хартия вольностей давно назрела.
— Ты соскучился по гауптвахте?
— А неплохо было бы откосить от рождественских балов…
— Не надейся! — хмыкнул Никса.
Статью Саша нашёл и изучил, ибо надо же знать, от чего народ так возбудился.
Все гражданские свободы там упоминались в положительном контексте. Автору явно нравились права и не нравились привилегии. Вместо парламента Безобразов использовал термин «самоуправление» и считал, что люди, которые в этом самом самоуправлении участвуют должны быть экономически независимы, а дворянство должно превратиться из касты в государственное сословие.