Царь нигилистов
Шрифт:
— Три, — сказал Никса.
— Что «три»?
— Ты мне льстишь сегодня в третий раз.
— Не знал, что ты считаешь. Ну, надо же мне как-то загладить спич про революции!
Они уже подъезжали к Фермерскому дворцу.
— Никса, а как я должен обращаться к пап'a? Ну, государь там? Ваше Величество?
— К пап'a ты должен обращаться «пап'a», — сказал Никса.
— А ты зайдешь со мной?
— Даже за руку подержу. Ты отважен только на словах!
На ужин была котлетка с картошечкой, что говорило о том,
Он опять ел один, точнее в присутствии Кошева.
После ужина за Сашей зашел Никса.
— Ну, пойдем к пап'a! — сказал он.
Глава 9
Они спустились на первый этаж по дубовой лестнице, прошли коротким коридором и оказались в зале с тремя огромными окнами под синими ламбрекенами, двумя письменными столами и синими кожаными креслами. За левым западным окном уже разливался бесконечный северный закат, бросая на паркет оранжевые прямоугольники света.
Хозяин зала сидел на таком же синем кожаном диване у единственной лишенной окна стены и был весьма похож на свой портрет в учебнике, но, пожалуй, моложе. Усы, бакенбарды, высокий лоб. Волосы зачесаны на правую сторону. Черты лица правильные, но несколько мягкие, светло-голубые глаза.
Одет также, как они с Никсой: в гусарскую форму со шнурами. Но более замороченную: с шитыми золотом вставками на рукавах. Саша предположил, что мундир генеральский.
Перед Александром Николаевичем на маленьком столике стояла пепельница с недокуренной сигарой, и в воздухе витал запах дорогого табака.
Император встал, обнял сначала старшего сына, потом Сашу. Усадил обоих рядом с собой на диван: Никсу по правую сторону, а Сашу — по левую. И продолжал обнимать за плечи.
— Саша, как ты себя чувствуешь? — спросил государь.
— Хорошо, даже смог сегодня пройтись пешком. И голова ни разу не закружилась.
— Больше не считаешь себя другим человеком?
— Не знаю. Я понимаю, что реальность здесь. А что было там?
— И что там было? — спросил царь.
— Будущее… или горячечный бред. Но бред не может быть настолько логичным!
— Зиновьев сказал, что ты предсказал освобождение Болгарии.
— Да, — кивнул Саша, — но я не говорил ему о цене. А она будет огромна. При этом Болгария не станет протекторатом, даже сателлитом не станет, они быстренько от нас отвернутся. Помнить будут, да, но благодарность — вещь эфемерная.
— А ты не знаешь, чем кончится Кавказская война?
— За что мы там воюем?
— За Чечню и Дагестан.
— Победим. Но Чечня так и останется незаживающей раной, так и будет рваться на свободу вплоть до конца двадцатого века. В Дагестане будет спокойнее.
— Что станет с имамом Шамилем?
— Мы возьмем его в плен, — сказал
— Когда? — спросил Александр Николаевич.
— Не знаю.
— Мы победим в Средней Азии?
— Что мы хотим покорить?
— Царства Хивинское и Бухарское.
— Бухара будет завоевана, — сказал Саша. — Пока не отложится в конце двадцатого века.
— А Хива?
— Плохо понимаю, что это. Может быть, есть другое название?
— Хорезм.
— Будет наш, — кивнул Саша. — Пока не отложится в конце двадцатого века.
Царь взял из пепельницы недокуренную сигару и затянулся.
— Саша, что там в конце двадцатого века? — спросил он.
— Четвертая русская революция, — ответил Саша.
— Четвертая… — повторил царь. — Хоть последняя?
— Не знаю. Но думаю, что нет.
— Империя полностью распадется?
— Чечня и Дагестан останутся. На моей памяти.
— А Польша? — спросил царь.
— Отложится еще после третьей, семьюдесятью годами раньше. Впрочем, не все почитают эту третью революцией. Некоторые называют Октябрьским переворотом. И я, в общем с ними. Самая разрушительная. По крайней мере, по числу жертв.
— Эта та, по сравнению с которой весь якобинский террор — милый пикник утонченных интеллигентов? — вмешался Никса.
— Да, — сказал Саша.
— Никса, это Саша так сказал? Про пикник?
Никса кивнул.
— Будет больше жертв, чем во Франции? — спросил Александр Николаевич.
— Намного, — сказал Саша.
— Никса, что он еще наговорил? — спросил император.
И в его объятиях стало как-то неуютно.
— Что всю семью последнего русского императора расстреляют вместе со слугами и лейб-медиком, — сказал Никса. — Что этого царя будут звать Николай Второй, но что это не я, потому что я не буду править.
— Саша, это так? — спросил государь.
— Да. Но я не фаталист. Не зря же мне это показали. Возможно, удастся предотвратить. Мне кажется, что история — это такое железнодорожное полотно с развилками. На развилке можно перевести стрелку и пустить поезд в другом направлении. Эти развилки называются «точками бифуркации» — моменты крайней нестабильности. Что бы было, если бы Юлий Цезарь не пошел в тот день в Сенат?
— Саша еще предсказал вашу смерть, пап'a, — добавил Никса.
— Когда? — спросил император.
— Примерно лет через двадцать, если ничего не удастся изменить, — сказал Саша.
— Убьют? — спросил Александр Николаевич.
— Да, террористы. Бросят бомбу.
— Как в Наполеона Третьего? — спросил царь.
— Примерно.
— Но он спасся.
— Это будет не первое покушение, — заметил Саша.
— Какое по счету? — поинтересовался император.
И снова затянулся.
— Не знаю, — сказал Саша. — Вначале будут пытаться застрелить. Но не получится.
— Наполеона тоже убьют?